— «Психолингвистический анализ неизвестного, код 12-31А (ныне покойного). Операция „Метстрел“. Полученные результаты позволяют предположить, что вышеупомянутый неизвестный преступник родился за границей и провел в США не более двух или трех лет. Его отличал низкий образовательный уровень, который, вероятно, соответствовал бы примерно седьмому классу американской средней школы. Уровень ай-кью близок к ста (плюс-минус 11 пунктов). Угрозы, содержащиеся в рассмотренном документе, не имеют аналогов в нашей базе данных. Однако язык записки недвусмысленно свидетельствует о серьезности намерений автора, так как соответствует общему стилю угроз совершения террористических актов и других преступлений с целью вымогательства, имевших место в прошлом».
Он распечатал копию отчета и подал листок Паркеру.
— Иностранец, — повторила Лукас. — Я так и думала.
Она достала фото тела преступника, сделанное на месте, где его насмерть сбил грузовик.
— Мне кажется, он из Центральной или Южной Европы. Быть может, серб, чех или словак.
— Но ведь он звонил в службу безопасности городского совета, — заметил Лен Харди. — Разве там не все звонки записываются? Мы могли бы узнать, говорил он с акцентом или без.
— Держу пари, он воспользовался синтезатором голоса. Верно? — сказал на это Паркер.
— Именно так, — подтвердила Лукас. — Голос, какими обычно снабжают автоответчики для телефонов.
— Нам нужно привлечь к работе международный отдел, — предложил Геллер.
Он говорил о департаменте ФБР, который занимался делами об убийствах и террористических актах, совершаемых либо иностранцами в США, либо вообще за пределами страны.
Но Паркер смял отчет психолингвистической экспертизы в комок и швырнул в мусорную корзину.
— Зачем вы?.. — начала Лукас.
А туша Сида Арделла издала звук, который трудно было назвать иначе, чем утробным смехом.
— Единственное, что в этом отчете верно, — это серьезность угрозы, — сказал Паркер. — В чем мы и без их помощи не сомневались.
Не отрывая взгляда от записки, он затем продолжил свою мысль:
— Я не говорю, что международный отдел не может нам понадобиться, но могу заверить вас, что преступник не был иностранцем, как и в том, что он был очень умен. По моим прикидкам, уровень его ай-кью превышал 160.
— С чего ты это взял? — сказал Кейдж, указывая на записку. — У меня внук пишет грамотнее.
— Мне искренне жаль, что он не был малообразованным глупцом, — сказал Паркер. — Тогда все это выглядело бы не так чертовски пугающе.
Он постучал пальцем по снимку преступника.
— Его предки действительно могли быть европейцами, но сам он — американец в четвертом поколении, и это по меньшей мере. Он был очень умен, хорошо образован, вероятно, даже закончил частную школу и, как я заключил, очень много времени проводил за компьютером. Он никогда не жил поблизости от Вашингтона. Здесь же скорее всего снимал квартиру. Да, и он, конечно же, был законченным социопатом.
— Откуда такая подробная информация? — спросила Маргарет Лукас с откровенной издевкой в голосе.
— Он сообщил мне ее сам, — бесстрастно ответил Паркер, кивая на записку.
Как эксперт-криминалист и специалист по сомнительным документам, Паркер научился не доверять психолингвистическим компьютерным программам. При анализе он исходил из тех фраз, которыми пользовались люди, из их манеры строить предложения. Он знал, что при расследовании преступлений одно слово может стать ключом к разгадке.
— Но ведь так пишут только иностранцы, — настаивал Кейдж. — «Только я умею как остановить…», «Оплатите мне Деньги…» Вспомните дело Линдберга. Нам его приводили в качестве примера еще в академии.
Действительно, любой студент академии ФБР слышал эту историю на лекциях по криминалистике. Прежде чем Бруно Гауптман был арестован и обвинен в похищении ребенка известного пилота Линдберга, специалист-графолог из ФБР, используя записку с требованием выкупа, установил, что ее скорее всего написал иммигрант из Германии, проживший в Штатах два-три года. Что прямо указывало на Гауптмана, которого потом окончательно уличили путем сравнительного анализа записки и других образцов его почерка.
— Хорошо, давайте вместе пройдемся по тексту, — сказал Паркер и положил записку в старомодный проектор.
— Быть может, нам стоит отсканировать ее и вывести на дисплеи компьютеров? — предложил Геллер.
— Нет, не надо, — довольно-таки безапелляционно отрезал Паркер. — Не люблю ничего оцифрованного. Мы должны быть как можно ближе непосредственно к оригиналу.
Потом поднял взгляд, и на его лице промелькнула улыбка.
— Если бы мог, я бы переспал с этой запиской.
Сильно увеличенный текст высветился на экране, подвешенном на одной из стен лаборатории. И документ стоял теперь перед их глазами, как мог бы стоять подозреваемый при очной ставке. Паркер подошел ближе, глядя на огромные буквы перед собой.