Клэр подправила прядь своих тонких волос, пшикнув на них из небольшого флакончика ароматизированного фиксатора. Кеннеди нравился этот аромат. Он действовал на него успокаивающе. Эта полная жизненных сил, все замечавшая 59-летняя женщина всегда была для него лучшим советником с того уже давнего теперь первого дня, когда он вступил на политическое поприще. Он бы наплевал на любые обвинения в семейственности, и только тот факт, что она была белой, помешал ему назначить ее своим официальным помощником на посту мэра. Она сама растолковала ему, что это очень повредит ему в округе Колумбия, шестьдесят процентов населения которого составляли чернокожие.
— Насколько все плохо? — спросила она.
— Хуже просто быть не может.
Клэр Кеннеди кивнула и положила ладонь на широкое бедро мужа.
Какое-то время оба молчали.
— Здесь есть шампанское? — внезапно оживился он, кивая в сторону мини-бара.
— Шампанское? Зачем?
— По-моему, чем раньше мы начнем отмечать мое бесславное поражение, тем лучше.
— Ты все равно хотел уйти на преподавательскую работу, — заметила она, а потом, подмигнув, добавила: — Профессор Кеннеди! Звучит.
— Так ведь и ты тоже профессор Кеннеди, — подхватил он. — Мы попросим в колледже Уильяма и Мэри дать нам соседние аудитории для проведения занятий.
Она улыбнулась и открыла мини-бар лимузина.
Но Кеннеди уже не улыбался. Преподавать в колледже означало для него полный крах. Даже теплое местечко в одной из крупных юридических фирм с площади Дюпона не согрело бы его душу. Кеннеди всем сердцем понимал, что смыслом его жизни стала борьба за то, чтобы сделать этот с трудом выживающий город более комфортным местом для родившейся здесь молодежи, а его «Проект 2000» был едва ли не единственным практическим путем осуществления этих планов. Теперь всем надеждам конец.
Он бросил взгляд на жену. Она смеялась, указывая на содержимое бара. Калифорнийское вино и пиво.
Чего еще можно было ожидать в округе Колумбия?
Кеннеди взялся за ручку двери и вышел из машины в ночную прохладу.
И вот автоматы наконец заряжены.
В использованный глушитель уложен свежий слой изолятора, а ко второму «узи» прикручен новый.
Диггер в своем номере, и он проверяет содержимое карманов. Так, посмотрим… Один пистолет при нем и еще два лежат в бардачке машины. И много, много патронов.
Диггер относит в машину свой чемодан. Человек, который ему говорит обо всем, предупредил, что номер оплачен вперед. А потому, когда настанет время, ему можно просто тихо уехать.
Потом он складывает банки с супом, миски и стаканы в коробку, которую тоже укладывает в «тойоту» — «мечту каждого».
Вернувшись в комнату, он стоит и несколько минут не сводит глаз с Тая, гадая, где же… Клик… Где же он, этот Запад? Потом, завернув паренька в одеяло, относит его, легкого, как кукла, к автомобилю и укладывает на заднее сиденье.
Диггер садится за руль, но заводит мотор не сразу. Он поворачивается и снова принимается разглядывать мальчика. Подтыкает обвисшее одеяло ему под ноги в сильно стоптанных кроссовках.
Приходит воспоминание. Кто-то говорит. Кто это? Памела? Уильям? Человек, который обо всем ему рассказывает?
— Спи…
Клик, клик.
Нет, нет, нет, постойте.
— Я хочу, чтобы ты… Клик, щелк.
И внезапно не остается ни Памелы, ни Руфи с осколком стекла в горле, ни человека, который говорит ему обо всем. Остается только Тай.
— Я хочу, чтобы ты спал хорошо, — говорит Диггер лежащему неподвижно мальчику. Именно такие слова ему почему-то хочется произнести. Он сам не понимает почему, не понимает, что они значат, но произносит их все равно.
Он запускает двигатель, включает указатель поворота, внимательно смотрит в зеркало заднего вида и потом вливается в поток других автомобилей.
25
Последняя стрельба.
Или все-таки «к черному»? Паркер стоял перед доской в лаборатории по работе с документами. Руки на бедрах. Взгляд уперт в загадку, начертанную перед ним…
— К черной? Что это может значить? — не обращаясь ни к кому в отдельности, спросил Эванс.