Слеза (ЛП)

Он передал ей карты. Это помогало уменьшить стресс, и он знал, что она может заставить их плавать, словно птицы между рук. Колода пластичная от многолетнего использования и теплая от его перетасовки. Неосознанно карты начали шуметь в руках Эврики.

— Твое лицо. — Отец изучал ссадины на ее щеках.

— Это пустяки.

Он коснулся ее щеки.

Она успокоила летающие карты.

— Я попала в аварию на обратном пути в школу.

— Эврика. — Голос отца поднялся, и он обнял ее. Он не казался сердитым. — Ты в порядке?

— Все хорошо. — Он тоже крепко ее сжимал. — Я не виновата. Этот мальчик наехал на меня на знаке «Стоп». Поэтому я звонила сегодня, но я все уладила. Магда около «Душистого горошка». Все в порядке.

— Ты получила страховку от этого парня?

До этого момента Эврика гордилась собой, что смогла решить проблему с машиной без помощи отца. Она сглотнула.

— Не совсем.

— Эврика.

— Я пыталась. У него нет никакой страховки. Хотя он сказал, что сам обо всем позаботиться.

Наблюдая как лицо отца напряглось в разочаровании, Эврика поняла насколько она была глупа. Она даже не знала, как связаться с Эндером, понятия не имела какая у него фамилия или настоящее ли имя он дал ей. Нет никакого подтверждения, что он позаботится о машине.

Отец стиснул зубы так, как он это делал, когда пытался контролировать свой нрав.

— Кто этот мальчик?

— Он сказал, что его зовут Эндер. — Она положила карты на прихожую и попыталась приблизиться к лестнице. Ее заявления в колледж ждали ее на столе. Хотя Эврика решила, что хочет пропустить следующий год, Рода настояла на том, чтобы она подала документы в Университет Луизианы, где сможет получить финансовую помощь в качестве члена семьи преподавателя. Брукс также заполнил большинство онлайн заявлений в Тулейнский университет — его школу мечты — от имени Эврики. Все, что должна была сделать Эврика — подписать распечатанную последнюю страницу, которая неделями смотрела на нее. Она не могла видеть себя в колледже. Она едва могла видеть свое отражение в зеркале.

Прежде чем она взобралась на первую ступеньку, он поймал ее за руку.

— Эндер кто?

— Он учится в Маноре.

У отца, казалось, исчезла плохая мысль.

— Самое главное, что ты в порядке.

Эврика пожала плечами. Он не понял. Сегодняшняя авария не сделала ее более или менее в порядке, чем она была за день до этого. Она ненавидела, что разговор с ним был похож на ложь. Раньше она все ему рассказывала.

— Не волнуйся, Каракатица. — Старое прозвище прозвучало неестественно из уст отца. Бабушка придумала его, когда Эврика была ребенком, но отец не называл ее так в течение десятилетия. Никто больше не называл ее так, кроме Брукса.

Прозвучал дверной звонок. Сквозь матовую стеклянную дверь появилась высокая фигура.

— Я позвоню в страховую компанию, — сказал отец. — А ты открой дверь.

Эврика вздохнула и открыла дверь, стуча ручкой, чтобы по шире ее распахнуть. Она взглянула на высокого мальчика на крыльце.

— Привет, Каракатица.

Ноа Брукс — знакомый всем за пределами его семьи как просто Брукс — отучился от самого жуткого прибрежного акцента, когда пошел в девятый класс в Лафайетте. Но когда он называл Эврику ее прозвищем, он все же звучал так же, как и говорила бабушка: мягко, быстро и непринужденно.

— Привет, Пороховая бочка, — машинально ответила она, используя мальчишеское прозвище, которое Брукс получил на своем третьем Дне Рождении, устроив истерику. Диана говорила, что Эврика и Брукс стали друзьями, когда еще находились в утробе. Родители Брукса жили по соседству с Дианой, и когда мать Эврики была молодой и недавно забеременевшей, она проводила несколько вечеров на веранде, усевшись на концы бревен и играя в карты с мамой Брукса, Эйлин, которая забеременела на два месяца раньше.

У него было узкое лицо, круглогодичный загар и, с недавних пор, щетина на подбородке. Его глубокие карие глаза совпадали с волосами, которые соответствовали дресс-коду Евангельской школы. Они упали на его брови, в тот момент, когда он поднял капюшон своего желтого дождевика.

Эврика заметила широкую повязку на его лбу, почти скрытую под его челкой.

— Что произошло?

— Ничего особенного. — Он взглянул на царапины на ее лице, его брови изогнулись в совпадении. — У тебя?

— То же самое. — Она пожала плечами.

Дети в Евангельской школе считали Брукса загадочным, что сделало его объектом обожания нескольких девочек за последние несколько лет. Все, кто знали его, проявляли симпатию к нему, но Брукс избегал популярной толпы, которая считала, что нет ничего круче, чем играть в футбол. Он дружил с парнями из дискуссионного клуба, но больше всего он общался с Эврикой.

Брукс был избирательным в доброте, и Эврика всегда была основным получателем. Иногда, когда она замечала его в коридоре, подшучивая с толпой мальчиков, она почти не узнавала его — до того момента, как он замечал ее и прорывался рассказать про свой день.

— Эй, — он слегка поднял ее правую руку, — посмотри кто снял гипс.