"Слеза Рода"

— Дух под стать остальному, — совсем уж развеселился я. — Потому и удивился, когда его имя услышал, не любит он лезть в истории, где неприятности нажить можно. По Аркаше же сразу ясно — пассажир не из простых, проблем от него явно немало ждать приходится. Если только он денег Дане заслал столько, что тот не смог отказаться. Жадноват Разумовский, что есть — то есть.

— Ну и замечательно, — констатировал мой напарник, открывая машину. — Слабый и жадный — идеальное сочетание. Наш клиент. Куда ехать знаешь? Или сначала созвониться стоит?

— Погнали на квартиру, там сначала посмотрим, — предложил я. — Если он Стрелецкому на постоянной основе помогает, то наверняка в курсе, что мы за этим поганцем по следу идем. Не ровен час, на дно ляжет, ищи после и его по всей Москве.

— А если дома никого? — резонно осведомился Баженов. — Тогда как?

— Задействуем план Б.

— Он у тебя есть?

— Всегда, — не без гордости ответил я. — Как без него?

— Принимается, говори адрес. И еще — он вообще кто, этот Разумовский? С какого края к ночным делам прикипел? Особенно если учесть подобную характеристику.

Кто-кто. В старые времена таких называли «жучок». Это не я такой хороший знаток давно ушедших нравов, сию характеристику Дане дал Модест Михайлович. Разумовский бывал в моем офисе, причем не раз, где умудренный жизнью вурдалак имел возможность его созерцать. И стоит отдельно отметить, Разумовский его не впечатлил. Как было сказано, «такого даже пить противно».

В принципе понимаю. И внешне, и внутренне Даня являл собой не лучший образчик из рода двуногих прямоходящих. Был он, как и сказано выше, труслив, хитер, двуличен и патологически жаден, но при этом ему никак нельзя отказать в уме и практичности, а также в умении обходить острые углы. Например, он никогда не лез в те сделки, которые могли привести к неприятным последствиям, причем всех видов, от обвинения в поедании чужого хлеба до того скверного разворота событий, когда человека проще убить, чем ему платить. Впрочем, иногда цена выигрывала спор у инстинкта самосохранения, и тогда Разумовский, отчаянно пугаясь, влезал-таки в потенциально опасную авантюру. Иногда все обходилось, иногда нет. Вот тогда-то, собственно, он приходил за помощью, нещадно ругая себя самого, сетуя на мои расценки и отчаянно торгуясь за каждую копейку.

Что за сделки? Даня являлся одним из лучших игроков и экспертов на теневом московском рынке раритетных предметов, артефактов и прочих дорогих, а иногда и небезопасных вещичек, которые дошли до нас из старины глубокой. По слухам, с ним даже Хранитель кладов нет-нет да и сотрудничал, но сколько правды в данном утверждении — судить не берусь. Умение хранить секреты наиболее важных своих клиентов тоже входит в список условных добродетелей Разумовского. Хотя, как мне думается, дело тут не в личной деловой чистоплотности, а в осознании того, что, во-первых, можно потерять источник постоянной прибыли и, во-вторых, по шапке здорово получить. Вплоть до летального исхода. Плюс достанется и деловой репутации, что тоже очень ощутимая потеря.

— Ясненько, — покивал Баженов, дослушав меня. — Знакомый типаж, такие были, есть и будут. В мое время на уровне «мастер» чем-то подобным в Москве промышляли два товарища — Леха Птицын и Север.

Вот интересно, «в мое время» — это когда именно? Я прикидывал уже так и эдак, по разным обмолвкам выходило, что работал мой соратник в отделе где-то на рубеже веков. Не просто же так он Ровнина Олежкой называет?

И очень интересно мне узнать, почему он из него свалил. По какой конкретно причине? Явно же не полюбовно, иначе чего бы ему от бывших коллег шарахаться?

Но спрашивать и не подумаю, эта тайна из тех, которые лучше не знать. Для личного здоровья и долголетия лучше.

— Первый по масти являлся «перевертышем», но не проказничал, не озорничал, из людей жизнь и чувства не пил, вел себя очень прилично, вопросов к нему сроду не возникало, — продолжал тем временем вещать Слава. — Наоборот, даже несколько раз его привлекали в качестве эксперта, когда не могли точно определить, в чем заковыка с тем или иным предметом. Ясно, что непростой, а разобраться не получается.

— Такое бывает? — изумился я. — Мне казалось, что где-где, а на Сухаревке всё всегда знают. Тем более в подобных областях.