Слеза Рода

— Лучше лично, — предложил я. — Телефон — штука хорошая, но иные вещи лучше глаза в глаза проговаривать. Давай встретимся часика через два. Ты погуляешь, передохнешь, а там и пообедаем в ресторанчике, что от тебя неподалеку. Окрошка, пюрешка со щучьими котлетками, пирожки с печенью — все как ты любишь. Я угощаю.

— Можно, — согласился Севастьян. — Пенсия у меня невелика, чего лишний раз не похарчеваться за твой счет?

Прибедняется, старый хрыч. Наверняка у него по Подмосковью десятка два захоронок имеется, в которых, поди, еще николаевские золотые червонцы лежат. Почему-то все колдуны из старых обожают сберегать добро на черный день именно таким образом, доверяя его земле или дуплу какого-нибудь древнего дуба. Традиция у них такая, что ли? А еще иногда их на свою голову выкапывают кладоискатели-любители с металлоискателями, которых нынче развелось без счета, не подозревающие даже, что им теперь волосы на себе рвать следует, а не радоваться и в ладоши хлопать. Добра от такой находки точно не будет, это все равно что гюрзу среднеазиатскую в дом приволочь и отпустить, перенеся через порог. Рано или поздно она ужалит, можно не сомневаться. Хворь лютая, неудачи во всех областях жизни, пожар — список напастей ох как велик. А уже если владелец найденного сокровища прознает, кто именно на него руку наложил, то и вовсе можно сразу себе гроб заказывать.

Осуждаю ли я это? Нет. Никогда не стоит прибирать к рукам добро, которое тебе не принадлежит. Не ты его в землю клал, не тебе и вынимать. Одно дело — одиночные монеты, почерневший от времени серебряный перстень и тому подобная «копанина». Но захоронка с полусотней новеньких, точно только что вышедших из-под пресса червонцев?

Да и старые нательные кресты, которых в земле немало лежит, — вот зачем копатели их берут? У каждого из нас свой крест есть, его и нести следует. Зачем чужой поднимаешь? Откуда ты знаешь, что за доля тому, кто его обронил, суждена была? Что из нее тебе перепасть может? А ведь перепадет, тут сомнений нет. Ты крест поднял, а чужая судьба к нему прилагается, уж не сомневайся.

Распрощавшись с колдуном, я подумал-подумал, да и набрал Баженова. А чего тянуть? До Петюни мне еще минут двадцать езды, а вечернее мероприятие лучше планировать днем.

— Здорово, — бодро поприветствовал меня Слава. — Ну чего, не завалили Ровнина?

— Нет, — ответил я. — Расстроен?

— Сложно сказать, — подумав, ответил тот. — С одной стороны, я его не люблю, и ты это уже понял, наверное. Никогда мы особо не дружили, даже приятельскими наши отношения не назовешь. Коллеги и коллеги. Но тут как? Он вообще ни с кем дружбу не водит, так было, есть и будет. Иллюзия ее — да, она есть. Олежка большой мастер по данной части. Вот поверь, все его нынешние подчиненные наверняка считают своего шефа невероятной душкой, и каждый из них уверен, что именно к нему он относится особо, куда лучше, чем к другим. А все обстоит совсем по-другому. Ему просто так удобнее направлять своих бойцов в ту сторону, которая нужна именно ему, которую он считает единственно верной. Впрочем, вру, есть на Сухаревке человек, кто ему цену знает. Павла, карга старая, еще ведь не загнулась?

— Жива, — подтвердил я хмуро. — Лютая бабка.

— Знай ты ее хоть на десятую часть так, как я, другое бы слово подобрал, — хмыкнул Баженов. — Лютая — слишком мягкое и ласковое определение ее сути. Так вот она Олежку видит насквозь, потому что сама всю жизнь существует тем же порядком. С той, правда, разницей, что Павла Никитична Ровнина, если пожелает, на завтрак съест и не подавится. Он против нее инфузория.

— Слав, а сколько ей лет? — задал я собеседнику вопрос, который меня очень давно интересовал.

— Без понятия, — отозвался тот. — За сотню, думаю. И не спрашивай, как она столько протянула, не в курсе. Слышал от Францева обрывки какой-то довоенной еще истории про Кольский полуостров, пещеру языческих богов и источник, из которого бабка Павла водицы хлебнула, но что к чему так и не понял. И не интересовался даже. В ее тайны лезть — все одно что в петлю голову шутки ради совать: рано или поздно горло она захлестнет намертво. Ладно, закончили вечер воспоминаний, переходим к дню сегодняшнему. Олежка уже пустил по следу нашего Железного Дровосека своих псов?

— Не-а, — отчего-то с удовольствием протянул я. — Сказал, что если мимо, то несчитово. Только ночное сообщество на него натравил, но Голем от того даже не почешется.

— Либо стареет, либо я чего-то не понимаю, — удивился Баженов. — Первое приятно, второе обидно.

— Но зато выписал лично мне лицензию на его убийство, — добавил я.

— Сомнительная привилегия, но вполне в стиле Ровнина. Если ты его убьешь, то тебе за это ничего не будет. А если он тебя — так и хрен с тобой.