– «Цветы желания»! Представляешь, какая подлянка? Бабам, значит, одни цветы терпения достаются, а мужикам цветы желания подавай! Иди, умывайся скоренько, а я пока по этим желаниям ножом пройдусь, расчленю их на аппетитные кусочки!
Вскочив со стула, она схватила кухонный нож, кровожадно покрутила им в воздухе, заставив ее улыбнуться. А после улыбки уже и вздохнулось легче, и навязчивая слезная волна отступила, прошелестев последним всхлипом на выдохе. Как же хорошо, что у нее подруга Светка есть...
Домой ехали в такси молча. Влад на переднем сиденье, рядом с водителем, она на заднем – в холодном одиночестве. За всю дорогу не проронили ни слова, будто так и надо, будто такое их поведение было давно сложившейся привычкою. Так же молча поднялись на свой этаж, открыли дверь, ступили в темную прихожую. Скинув шубу и стянув с ног сапоги, она на цыпочках прокралась в Сонечкину комнату, поправила сползшее с крошечных ступней одеяло. Заглянула и к Ленке – тоже спит. Комната Максима оказалась пустой...
Когда вошла в спальню, Влад уже лежал под своим одеялом. Встала у него за спиной, медленно стянула платье, колготки, машинально нащупала висящий на стуле купальный халат. Надо принять душ и спать... Нет, даже и в душ идти не хочется, устала...
Повернулась, чтобы откинуть покрывало со своей половины кровати. И – встретилась в свете ночника с его взглядом. И замерла, неловко прикрывая грудь, будто взгляд этот был чужой, незнакомый, до непристойности вожделенный. Отшатнулась в испуге...
– Иди сюда! – требовательно протянул он к ней руки. – Ну же, что ты стоишь!
Она двинулась навстречу приказу как завороженная. Легла, и навалился сразу, тяжко дыша перебродившим коньячным духом, и воровато-торопливо проник в плоть, как тот, чужой, незнакомый, который только что рассматривал до непристойности вожделенным хмельным взглядом... Закрыла глаза, сжала зубы, изо всех сил уговаривая себя не расплакаться. Наверное, и это надо перетерпеть. Хмельное насилие. Как там Светка сказала – еще не раз мордой в кипяток окунуться придется? Нет, Светка, ты не права. Мордой в кипяток – это гораздо легче, наверное...
Ну, вот и все. Простонал раненым зверем, ткнулся лицом в предплечье, выдохнул тяжело:
– Прости, Лиза. Прости, я не хотел...
– Пусти, Влад. Пожалуйста.
Сама не узнала своего голоса – сухой, тусклый, шелестящий, как бумага. Встала с постели, пошла к двери, волоча за собой купальный халат. Где-то внутри недоверчиво, исподволь набухали спасительные слезы. Вот и ладно, и хорошо – сейчас встанет под душ, наплачется вволю...
Никогда еще утренний сон не держал ее так цепко в своих объятиях – будто окружил коконом-скорлупой, не давая пробиться наружу. Вроде и сознание проснулось и диктовало свое, обыденное: надо вставать, надо исполнять утренние обязанности – умываться-одеваться, завтрак готовить, Сонечку в садик собирать... Выходные закончились, надо работу работать. Нет, проклятая тяжелая дрема не отпускала, не давала и пальцем пошевелить. Замкнуло что-то в цепочке физиологии, оборвалось звено, передающее нужные импульсы. В какой-то момент даже страшно стало – а вдруг вообще не сможет подняться?
А подниматься надо. Вон Сонечкин проснувшийся голосок за дверьми слышен. Вон Максим что-то проговорил смешливое, торопливое, Ленка ему так же ответила. И Влад... И его голос тоже издалека слышен...
– ...Не нужно, пусть поспит еще немного. Что, сами позавтракать не сумеете, масла себе на хлеб не намажете? Привыкли, чтоб вам все под нос подсовывали!
Это он про нее, что ли, – пусть поспит немного? Ничего себе, какая нежная заботливость... Откуда она вдруг взялась? Из чувства вины проросла, пробилась через дурман влюбленности? Хотя какая, собственно, разница, что и откуда растет... Не до того сейчас. Как говорится, быть бы живу, продраться бы через вязкое болото дремы, сделать последнее усилие, ну же...
Оторвала бетонную голову от подушки, приоткрыла глаза, с осторожностью впуская в себя зыбкий свет ночника. Попробовала сесть – ничего, получилось, хоть и голова пошла кругом так, что пришлось ухватиться за спинку кровати. Что это с ней – заболела, что ли? А может, лишку вчера поплакала и организм такого стресса не простил, сбился с ритма?
Странно... А говорят, наоборот, слезы душу облегчают. Наверное, просто не ее случай, когда облегчают. Она женщина сильная, а слезы – удел слабых. По крайней мере, хотелось надеяться, что сильная... Вот и Светка давеча так сказала...
Тихо скрипнула дверь, просунулась голова Влада. Глаз в темноте не видно, но голос точно – виноватый.
– Я там всех завтраком накормил, Лиз... Вставай, уже почти восемь. Пойду машину погрею, ты спускайся, я у подъезда тебя буду ждать.
– Да, Влад, я быстро соберусь...