Вернувшись в кабинет, она включила маленькую деревянную лампу над камином и облокотилась на подлокотник. Во время сна ее отец выглядел молодым и привлекательным, больше похожего на отца, которого она боготворила, когда была девочкой, чем на мужчину, с которым старалась изо всех сил наладить контакт в течение последних пяти лет, с момента женитьбы на Роде.
— Привет, пап.
Его темно-синие глаза распахнулись, и Эврика заметила в них страх, когда он вздрогнул, будто бы освобождаясь от такого же кошмара, который преследовал ее последние четыре месяца. Но они не обсуждали такие вещи.
— Кажется, я уснул, — пробормотал он, садясь и протирая глаза. Он потянулся к тарелке с попкорном и передал ей, словно это было приветствием, объятием.
— Я заметила, — сказала она, бросая горсть попкорна в рот. Большинство дней отец работал по десять часов в ресторане, начиная в шесть утра.
— Ты звонила сегодня, — проговорил он. — Извини, что не взял трубку. Я пытался тебе дозвониться сразу же, как вышел с работы. — Он моргнул. — Что с твоим лицом?
— Пустяки. Просто царапина. — Эврика избегала зрительного контакта и пересекла кабинет, чтобы достать телефон из сумки. Два пропущенных от отца, один от Брукса, и пять от Роды.
Она настолько устала, как будто пробежала гонку этим вечером. Меньше всего она хотела еще раз пережить сегодняшнюю аварию, рассказывая ее отцу. Он всегда оберегал ее, но после смерти Дианы, перешел черту и стал сверхзаботливым.
Если сказать отцу, что на свете существуют такие люди, которые водят машину как Эндер, это может привести к тому, что он навсегда лишит ее возможности водить машину. Она знала, что должна поднять этот вопрос, но ей следует преподнести его правильно.
Отец последовал за ней в прихожую. Он стоял в нескольких сантиметрах от нее и перетасовывал колоду карт Уильяма, прислонившись к одной из колон, держащих украшенный искусственными фресками потолок, ни одна из которых не могла стоять.
Его звали Трентон Мишель Будро Третий. Он отличался стройностью, которая передалась всем трем его детям. Он был высоким, с жесткими темно-светлыми волосами и улыбкой, которая могла очаровать медноголовую змею. Вы должны быть слепым для того, чтобы не заметить, как женщины флиртуют с ним. Может быть отец старается быть слепым — он всегда закрывает глаза, когда смеется над их достижениями.
— Соревнование отменили?
Эврика кивнула.
— Я знаю, как ты ждала с нетерпением этих соревнований. Мне жаль.
Эврика закатила глаза, потому что с тех пор как он женился на Роде, он, по сути, ничего не знал о ней. «Ждать с нетерпением» — это была не та фраза, которую Эврика когда-нибудь будет больше использовать. Он никогда не понимал, почему ей пришлось уйти из команды.
— Как прошел твой, — отец взглянул через плечо на близнецов, которые были поглощены описанием Боба Баркера об устаревшей моторной лодке, с помощью которой его соперник может победить, — твой прием сегодня?
Эврика подумала о всей чуши, которую она успела прослушать в кабинете доктора Лэндри, в том числе и про «крепкий орешек» отца. Это было еще одно предательство; и все, что происходило сейчас с отцом тоже было предательством. Как он мог жениться на этой женщине?
Но Эврика также поняла: Рода была полной противоположностью Дианы. Она была стойкой, приземленной, неотступающей никуда. Диана любила его, но не нуждалась в нем. А Рода нуждалась в нем очень сильно, может быть, это стало какой-то любовью. Отец казался веселее с Родой, чем без нее. Эврика задавалась вопросом, заметил ли он вообще, что это стоило ему доверия дочери?
— Скажи мне правду, — проговорил отец.
— Зачем? Не похоже, что, если я пожалуюсь тебе, это поможет мне избавиться от походов туда. Не в этой гонке.
— Это было настолько плохо?
— Внезапно тебе стало не все равно? — огрызнулась она.
— Малыш, конечно же, мне не все равно. — Он потянулся, но она отпрянула.
— Это они — малыши. — Эврика махнула рукой в сторону близнецов. — Я могу позаботиться о себе сама.