Слезинка на щеке

«Мой муж мечтал опубликовать сборник стихов в Англии или Штатах».

«Мечтал?» — удивленно переспросила Фернанда, сделав ударение на прошедшем времени. С лица Ксении вмиг слетело добродушие, оно вновь обрело трагическое выражение. «Это неправда, когда я говорю, что мой муж временно отсутствует. Он не отсутствует. Он умер. Он умер, потому что он меня оставил. Точка. Я не знаю, где он. Я ничего, вы понимаете, ничего не знаю! Но он не мог просто так исчезнуть, не сказав мне ни слова. Он был очень предан мне, он любил меня. Если бы он был жив, он нашел бы возможность дать о себе знать. — Она махнула рукой в сторону глиняной головы, которую Константин лепил с нее. Глина была сырая, дожидаясь возвращения мастера. — Это вселяет в меня надежду. Но нельзя бесконечно жить надеждой. Константин мертв. Это я знаю наверняка».

«Фернанда стояла как громом пораженная: «Господи, простите ради Бога мою бестактность…»

Мадам Ксения не дала ей договорить, перебив неожиданным вопросом: «Скажите, правда ли, что вы были близки с человеком по имени Джино Никкарис?»

Доркас, не очень внимательно следившая за ходом беседы, при упоминании ненавистного имени сразу очнулась от своих собственных раздумий и насторожилась.

«Да, — Фернанда явно была не готова к такому повороту беседы. — Джино был для меня почти как сын. А вы знали его?»

«Пойдемте отсюда, мы не можем разговаривать в этом месте», — предложила мадам Ксения.

Она проводила Доркас и Фернанду в гостиную. Со стола уже убрали, хозяйка заняла свое место, с которого был хорошо виден портрет.

Со стены смотрело лицо бессмертного Пана, лицо, не относящееся конкретно ни к какому периоду времени, лицо, не имеющее возраста, лицо, возникшее из глубины веков, лицо, которое пребудет вовеки.

Мадам Ксения доверительно склонилась к Фернанде: «Я очень хочу помочь вам в вашей работе, насколько это в моих силах. Но меня интересует один важный для меня вопрос. Перед тем как уехать, Константин сказал, что он навестит своего знакомого в Америке. Джино Никкариса. Еще он сказал, что будет отсутствовать месяц или два. Мне все это не слишком понравилось, но мой муж не всегда прислушивался к моим советам, что, в конечном счете, всегда приводило к разного рода неприятностям. Но, все же он уже бывал в Америке, поэтому я не очень беспокоилась. В результате время шло, от него ни слуху, ни духу, мне, кроме имени Джино Никкариса, ничего не известно. Я надеялась, что вы что-нибудь знаете. Доехал ли Константин вообще до Джино?»

Неприятное подозрение зашевелилось в душе Доркас. Если действительно существует связь между Константином и Джино, то она вовсе не хочет вспоминать, как, когда и при каких — непременно неприятных — обстоятельствах она могла видеть мистера Каталонаса.

Фернанде никак не удавалось скрыть свою растерянность. «Право, я не знаю… Мне неловко говорить, но я никогда не вникала в дела Джино и не знаю его друзей. Вам, безусловно, известно о крушении?»

Мадам Ксения кивнула: «Да, конечно. Это сразило меня окончательно. Не осталось никого, к кому бы я могла обратиться за помощью. Когда я увидела в газете вашу фотографию и прочитала, что вы собираетесь приехать на Родос, я решила искать вашей поддержки. Константин как-то упоминал о вас как о друге Джино. Если вам ничего неизвестно, может, вы подскажете, как разыскать вдову Джино. Я звонила к нему домой, но она там больше не живет».

Фернанда закашлялась, прочищая горло, и бросила выразительный взгляд на Доркас. Та молчала, уставившись на свои руки. Ей было известно о делишках Джино едва ли больше, чем Фернанде. Ей ничего не говорило имя Каталонаса. Ей очень не хотелось признаваться этой женщине, что она-то и есть та самая разыскиваемая вдова.

Мадам Ксения сидела, выпрямившись, на краешке стула. Глядя на нее, можно было подумать, что она сейчас упадет на колени, бросившись к ногам Фернанды.

«Я умоляю вас замолвить за меня слово его вдове, попросить, чтобы она меня приняла. Если вы знаете, как ее найти, скажите мне, я поеду в Америку. Я все сделаю, меня ничто не остановит. Я знаю, вы не откажете мне».

«Ах, — смогла только выдохнуть мисс Ферн Фаррар и беспомощно посмотрела на Доркас. — Я право же не знаю…» — Она не сводила с Доркас глаз.

Доркас поняла, что ей не остается ничего другого, как сказать правду. С видимой неохотой она произнесла: «Джино Никкарис был моим мужем».

Все время до того момента, как прозвучали эти слова, мадам Ксения едва ли вообще замечала Доркас. Этикет, безусловно, соблюдался, но вряд ли Ксения хоть раз посмотрела в лицо молодой женщины. Сейчас она, как ужаленная, вскочила и уставилась на Доркас своими потрясающе красивыми глазами, словно желая взором проникнуть в самые сокровенные уголки ее души.

«Вы — вдова Джино?»

Доркас кивнула: «Да, я вдова Джино. Но боюсь, что я ничего не слышала о вашем муже. Мне незнакомо его имя. Он никогда не приходил в наш дом. Возможно, они встречались где-нибудь в другом месте, Джино часто назначал деловые свидания вне дома. Но мне об этом ничего неизвестно. Боюсь, что я не в силах ничего для вас сделать».