Слезинка на щеке

Возникновение плана привнесло в ее душу покой и, несмотря на все события дня, было непохоже, что сегодня ее ожидают дурные сны. Этот сон пришел к ней через несколько часов после полуночи, и он был пронзительно болезненным в своей реальности. Она стояла в белом холле музея перед статуей Аполлона. Она знала, что это Аполлон, хотя ни разу не взглянула на его спокойное знакомое лицо. В этом заключался весь ужас. Она знала, что неизбежно должна поднять голову и взглянуть богу в лицо. И знала, что в этот момент случится что-то страшное. Но во сне глаза ее были открыты, и, сама того не желая, она подняла голову и взглянула. Лицо статуи было покрыто мраморным налетом, и глазницы были пустыми, но это оказалось лицо не Аполлона, а Джино Никкариса. Она твердо знала во сне, что Константин каким-то образом навечно заключил Джино в холодный мрамор, хотя никакая каменная темница не могла вобрать в себя все его зло или подавить его.

Сон всколыхнулся, как будто по нему прошла рябь, и она поняла, что через мгновение статуя начнет двигаться. Она повернет голову и посмотрит на нее сверху вниз, пустые глаза увидят ее лицо со слезами на щеках. Она должна сделать какое-то усилие, чтобы ускользнуть, какое-то движение, чтобы встрепенуться. По телу прошла волна слабости, а затем вихрем ворвался страх, и она проснулась вся в поту.

Судорожным движением она повернулась, чтобы включить свет. Комната казалась такой тихой и мирной… Она встала, чтобы сменить ночную рубашку, и подумала о том, чтобы пойти к Фернанде и немного побыть в ее бесхитростном обществе. Но она знала, что этого делать нельзя. Она не должна давать Фернанде в руки нового оружия.

Взамен она уселась на кровати, обхватив колени и положив на них голову. Это только сон, говорила она себе. Он больше не вернется. Джино не может ее коснуться. Больше уже не сможет. Но все еще оставались те, кого Джино оставил после себя, те, которые наблюдали, которые шептались у нее за спиной. Их голоса, лица — все было скрыто под масками, и она боялась заглянуть под эти маски. Они действовали сообразно некоему плану, оставленному Джино, и этот план мог ее полностью сломать. И какое место занимает здесь Константин, было самой большой загадкой. Был ли он с соглядатаями или против них? Был ли он одним из них? Завтра она обязательно должна поведать Джонни свой план. Нельзя было ждать, что анонимный враг сделает ход первым.

Глава 11

Путь на Камирос лежит вглубь от моря. В древние времена, сказал Джонни, вдоль этой самой дороги, по которой они путешествуют, стояли статуи. Теперь по обочине росли деревья и дикий подлесок. Дорога мягко извивалась вверх, и не было заметно никаких признаков самого города. На склонах холма не возвышалось колонн, вдалеке не виднелось сверкающих руин. Вокруг распростерлись леса и холмы, скрывающие место, где, нежась на солнце, прятался Камирос.

Через некоторое время дорога повернула на открытое место. Из своей хижины, зевая, вышел сторож, чтобы их поприветствовать. Было ясно, что они приехали вовремя и никто не помешает им осмотреть это место.

Джонни поставил машину, и они вышли. В отсутствие Ванды Доркас чувствовала себя свободнее, но предыдущая ночь оставила после себя неприятный осадок. Она не могла отогнать от себя горестные раздумья. Стоит ей вновь обрести почву под ногами, получить надежные доказательства реальности происходящего, как с ней всегда что-нибудь происходит, что-то, что нарушает ее хрупкое душевное равновесие и вселяет в нее неуверенность в себе. Как этот ночной сон.

За завтраком Фернанда почувствовала ее состояние и пыталась уговорить ее остаться дома.

«Отпусти Бет с нами», — сказала она. — У тебя круги под глазами, и ты очень бледна. Останься и отдохни. Я думаю, что так будет лучше для Бет».

Доркас уперлась и стала такой же упрямой, какой могла быть Фернанда. С ней все в порядке, настаивала она, и она хочет поехать. Джонни мягко встал на ее сторону, хотя Доркас видела у него в глазах тревогу. Фернанда сдалась.

По дороге ощущение неизвестной опасности не исчезало, хотя в такой ясный, ослепительный, солнечный день оно и было неуместным. Поначалу, когда они выехали, у нее появилось смутное подозрение, что кто-то преследует их на машине. Но после того, как они повернули на Камирос, настойчивая машина затерялась на прибрежной дороге, и это чувство пропало. Теперь, когда они очутились здесь, ей стало немного лучше.

Кроме нескольких предварительных раскопок, ничто здесь не говорило о Камиросе. Сторож указал им дорогу и затем предоставил их самим себе, ибо не говорил по-английски, а сам поднялся на возвышение, с которого мог наблюдать за их передвижением.

Они набрели на город внезапно, неожиданно, взбираясь по грязной тропинке на крутой гребень, и замерли в тишине, глядя на простирающийся у их ног ошеломляющий вид.

Пустынные древние руины сбегали по крутому склону холма с высшей своей точки к морю, вечно недостижимому. С двух сторон они были ограничены горными хребтами, поросшими соснами. Где-то у подножия города земля обрывалась вниз, а еще дальше внизу лежало море.