Слезы ангела мести

– Ты поступил как не меньший подлец, – мрачно произнес я, снова наводя на Серджио «Беретту». – Я доверял тебе. Считал своим братом…

– Тогда убей меня как брата, – глаза Серджио умоляли, как глаза больного раком на последней стадии умоляют врача сделать эвтаназию. На улице заорали сирены. Наверное, Фрэнки услышал выстрел и вызвал подкрепление. – Я больше не могу так жить, не могу! Это не жизнь, это чёртова насмешка!

– «Брат стреляет в брата», – тихо сказал я, вспомнив слова Карлоса. Словно налетевший вдруг ветер расчистил горизонт моего разума. Я опустил пистолет. – Так вот, что это значило…

В этот момент, воспользовавшись моим замешательством, Серджио бросился на меня. Это был предсмертный рывок кобры, в который пробирочник вложил все оставшиеся у него силы. Я почувствовал, как само время задержало дыхание. Боек «Беретты» медленно стукнул по капсюлю, из ствола медленно вылетела пуля и ударила в грудь словно застывшего в воздухе Серджио. Он захрипел и повалился на меня, заливая меня своей кровью. И вновь часы пошли с прежней скоростью.

Я кое-как выкарабкался из-под трупа пробирочника и, шатаясь, пошел в спальню, к Николь, лежавшей на кровати. Она была мертва, это было видно по пустому взгляду её красивых глаз, уставленному в потолок. Я сел возле нее и провел ладонью по её лицу, закрыв её глаза, теперь уже навеки. Моя крошка. Впрочем, Серджио был прав – разве ночь, проведенная вместе, дает право называть тебя моей?

Снизу послышался топот ног в форменных ботинках. Копы вошли в дом. Сейчас они увидят трупы, закуют меня в браслеты и снова уволокут в участок. И даже Фрэнки не сможет мне помочь. Не в этот раз. Но мне было наплевать.

Потому что звёзды, которые я искал в темном небе, зажглись на короткий миг, и изрешетив стрелами своего света мою больную душу, исчезли навсегда…

Свинцовое прощание

Когда разум, подобно израненному зверю, заползает во мрак, жаждая покоя, точно панацеи от рака жизни за зарешеченным окном, чья-то безжалостная рука обязательно включит свет. Он будет больно резать глаза, поджигать сочащуюся из души, расстрелянной тяжелыми пулями судьбы, кровь. Делать ещё больнее. Заставлять кричать от этой пытки. Вцепиться сбитыми в кровь костяшками пальцев в покрытые пятнами ржавчины стальные прутья, пытаясь их вырвать. Он не даст уснуть, хоть на мгновение выйти из этого круга ада.

Я нормально не спал уже два месяца. Два чёртовых месяца. Во-первых, потому, что в одиночной камере, куда меня поместили до суда по ходатайству Фрэнки, не гасили свет. Никогда. Мне казалось, что люминесцентные лампы под потолком протягивали ко мне не знающие пощады белесые когти, пытаясь вырвать глаза и проникнуть прямо в мозг. Они желали моей смерти. Долгой и мучительной. Такой же смерти, как та, на которую я обрек подонка, убившего мою жену. Человек не может двадцать раз нажать на курок ради собственного удовольствия. Но в тот момент я не был человеком. Тогда Фрэнки вытащил меня из цепких лап законников. Но теперь, когда меня повязали с еще дымившимся стволом над трупом моего напарника, не смог. Не смог потому, что в дело вмешались чёртовы федералы. Он не мог прыгнуть выше головы. Фрэнк Кастелло был капитаном полиции, а не богом. Он знал, как поступить по справедливости, но должен был следовать букве закона, по странной иронии защищавшего мразь и уничижавшего тех, кто с ней борется. Сегодня кто-то наверняка убьет какого-нибудь слишком храброго парнишку-патрульного. Просто потому, что тот ему не понравился. У парнишки останется молодая беременная жена и безутешная мать. У убийцы будет хороший адвокат, который растрогает судей и присяжных до слёз. Ублюдка выпустят под залог, и он вернется в свою паучью нору. Чтобы дальше отравлять и без того не слишком чистый воздух Города своим зловонием.