В анатомичке трое склонившихся над трупом Лауры Кинкад патологоанатомов удивительным образом напоминали хирургов, делающих все, что в их силах, чтобы спасти жизнь своему пациенту. Те же самые позы, только ритм совершенно иной, замедленный. И прямо противоположная задача - точно выяснить, каким образом единственная пуля смогла поставить точку в хрупкой человеческой жизни, другими словами, все обстоятельства смерти Лауры. Но никогда не смогут они даже близко подойти к ответу на главный вопрос: за что? Сам Джеймс Ордегард с его больным воображением и непредсказуемым поведением и то не смог бы ответить на этот вопрос, будучи только исполнителем смерти. Объяснить ее могли бы священники да философы, но и те беспомощно запутались в тенетах истины.
- Они вскрыли ему черепную коробку, - нарушил молчание Гарри.
- И?
- Никаких следов поверхностной гематомы. Никаких избытков спинномозговой жидкости, никаких признаков повышенного кровяного давления.
- А пробы мозга брали? - спросила она.
- Думаю, брали. - Он зашуршал, перелистывая, страничками отчета. - Ага, вот оно где.
- Что-нибудь обнаружили? Опухоль? Абсцесс? Повреждение тканей?
Некоторое время он молчал, внимательно вчитываясь в отчет. Затем:
- Нет. Ничего и близкого к этому.
- Кровотечение?
- Ни слова.
- Закупорка кровеносных сосудов?
- И здесь все в норме.
- Шишковидная железа?
Порой шишковидная железа, сместившись под давлением окружающей ее мозговой ткани, могла стать причиной ярких галлюцинаций, зачастую ведущих к параноической шизофрении и непредсказуемым поступкам. Но ничего этого у Ордегарда обнаружено не было.
Наблюдая с расстояния за процессом вскрытия трупа, Конни думала о своей сестре Колин, умершей пять лет тому назад от родов. Ее смерть казалась ей такой же нелепой, как и бедняжки Лауры Кинкад, к несчастью своему, избравшей не тот ресторан и не то время для обеда.
Всякая смерть бессмысленна. Вселенной же правят безумие и хаос. Все рождается, чтобы умереть. В чем же логика и тайный смысл этого круговорота вещей?…
- И тут все в норме, - ответил Гарри, кладя отчет на стол. Когда он вставал, пружины стула заскрипели и запели. - Никаких таинственных пятен на теле, никаких особых физиологических отклонений. Если Тик-так каким-то непостижимым образом и управлял Ордегардом, по трупу этого определить невозможно.
Конни отвернулась от стеклянной перегородки.
- И что теперь?
Тил Боннер выдвинул холодильный ящик.
Внутри лежало совершенно нагое тело Ордегарда. Кожа его в некоторых местах была синюшного оттенка. Глубокие порезы от вскрытия грубо сшиты черными нитками. Лунообразное лицо. Раздвинутые в кривой усмешке трупным окоченением губы. Хорошо, что хоть закрыты глаза.
- А зачем вам понадобилось осмотреть его? - поинтересовался Боннер.
- Чтобы убедиться, что он на месте, - ответил Гарри. Медэксперт с интересом поднял глаза.
- А куда же он еще денется?
4
Пол спальни был выложен черной керамической плиткой. Местами поблескивавшей, словно вода в ручье, от проникавшего через окна сияния ночи. Плитка приятно холодила горячие ступни Брайана.
Пока он шел к стеклянной стене, выходившеи на океан, огромные зеркала отражали только сплошную темноту, и его обнаженная фигура скользила в ней, подобно тонкой прозрачной струйке дыма.
Брайан остановился у огромного окна и стал глядеть на черное, цвета соболя, море и смоляное небо. Панораму мрака кое-где разрывали белые гребешки волн и похожие на изморозь пятна на чреве туч. Эта изморозь была не чем иным, как отраженным светом, исходившим от располагавшегося за его спиной Лагуна-Бич; дом его находился в самой западной точке городa.
Открывшийся его взору вид был совершенен, так как в нем полностью отсутствовал человек и иже с ним. Не было ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни построек, ни машин. Только покой и мрак. И чистота.
Ах, как хотелось ему напрочь искоренить человека на огромных просторах земли, поселить оставшуюся в живых горстку в специально отведенные им для жизни резервации! Но он еще не полностью обрел силу для этого, все еще находился в стадии СТАНОВЛЕНИЯ.
Он переместил взгляд с моря и неба на лежащую далеко внизу у его ног мертвенно-бледную береговую кромку.
Уткнув лоб в стекло, он живо представил себе человека - а создав его в воображении, наделил жизнью. На пустынном берегу недалеко от линии прибоя вдруг зашевелился песок. Конусообразно поднялся вверх на высоту человеческого роста - и превратился в человека. Бродягу. С испещренным шрамами лицом. С маленькими змеиными глазками.
Этот человек никогда не жил на земле. Он был целиком плодом воображения Брайана. Благодаря ему и подобным ему созданиям Брайан мог ходить, где ему вздумается, не поддвергая себя опасности.