Слезы Макиавелли

Крик Гвиччардини вспугнул его. Он сбросил монашескую одежду и бросился бежать. Очень тесно стоящие здания позволили ему без особых усилий перепрыгивать с крыши на крышу. Преследователи бежали за ним по пятам, и вместе они вскоре достигли Палаццо Коммунале, отделенного от других городских домов пропастью более трех метров шириной.

Не колеблясь ни минуты, Малегоннелле прыгнул вперед, приземлился целым и невредимым и продолжил свой бег. Уступая ему всего несколько шагов, Макиавелли последовал за ним и благополучно очутился на другой стороне.

— Не прыгай, Чиччо, это очень опасно! — закричал он другу. — Я пойду один.

— Даже не думай об этом!

Лицо Макиавелли побагровело:

— Это мой враг. Он несколько раз пытался меня убить, теперь это касается только нас двоих. Ты тут ни при чем.

— Подожди меня, я сейчас! Гвиччардини отступил на несколько шагов и прыгнул, вопя от страха. К его великому изумлению, он почти сразу же почувствовал под ногами надежную твердь — черепичную крышу дворца. Все еще дивясь тому, что остался в живых, он осторожно ощупал свои кости.

Беглец был загнан на небольшой выступ, нависший над площадью Синьории, бежать отсюда было некуда. Под ногами у него разверзлась пропасть в пятнадцать метров высотой.

— Ты его осилил, Никколо, он попался, как крыса в ловушку! Малегоннелле… почему мы о нем не подумали? Никто не знает, откуда он приехал два года назад с набитыми золотом карманами.

Стоя спиной к пропасти, Малегоннелле глазом не моргнул, слушая похвальбу Чиччо.

— С другой стороны, кто бы мог подумать, что один из членов Совета окажется предателем? А ты действительно последняя сволочь! На этот раз все кончено, сдавайся!

— Ты слишком много болтаешь, мальчишка. Наступай!

И тут Гвиччардини почувствовал, как острие кинжала уперлось ему в спину. Теперь Малегоннелле торжествующе улыбался.

— Я уже боялся, как бы вы не опоздали, Ваше Преосвященство.

— Хорошо еще, что я подоспел вовремя, дурень! Все-таки ты умудрился сделать так, чтобы тебя узнали, и привести эту парочку на место нашей встречи! С чем тебя и поздравляю!

Малегоннелле опустил голову, как провинившийся ребенок.

— Мне очень жаль… Я не знаю, как им удалось догадаться. С одной стороны, если бы они не разоблачили меня в соборе, все равно бы скоро опознали. А с другой стороны, если бы вы раньше позволили мне их убить, ничего бы этого не случилось.

Гнев Сен-Мало, казалось, разом утих:

— Это не так важно. Только тебе придется уйти из города. Мне вовсе не нужно, чтобы все знали, что ты работаешь на меня.

— Я все предусмотрел, — произнес Малегоннелле уже более уверенно. — Все готово. Через час я буду далеко отсюда.

— Прекрасно. А теперь присмотри за ними. Я хочу насладиться зрелищем.

Он протянул свой кинжал Малегоннелле, который встал позади двух друзей. Кардинал подошел к краю пропасти и указал пальцем на светлое пятно в противоположном конце площади.

— Смотрите, вот он!

— Кто? — спросил Гвиччардини.

— Виновник всех убийств конечно! Тот, кто должен умереть, чтобы мы обрели покой: Савонарола.

— Как вы можете радоваться его смерти! — не унимался юноша. — Ведь все это дело рук Малегоннелле.

— Когда пешка становится слишком сильной, ее надо сбросить с шахматной доски. Скоро некому будет защитить гонфалоньера. И я наконец смогу свалить его как мне заблагорассудится. Через несколько минут судьба республики будет решена бесповоротно.

— Можно подумать, что для вас это просто игра!

— О нет. Ты ошибаешься. Я готовлю это мгновение очень давно… Как видно, предательство здесь — большая редкость. Мне потребовались месяцы, чтобы найти двух союзников в стане врага.

— Почему двух? Разве Малегоннелле не единственный предатель? А кто же второй?

Сен-Мало властным жестом потребовал тишины:

— Тихо! Представление начинается!

Повозка, окруженная толпой, пыталась подъехать к костру. Стоя сзади, со связанными за спиной руками, Савонарола держался очень прямо, высоко подняв голову. Не обращая внимания на оскорбления, он бесстрастно смотрел на искаженные ненавистью лица, обращенные к нему со всех сторон.

Эти лица были ему хорошо знакомы. Он видел их на своих проповедях, когда прихожане ловили, как святыню, каждое его слово. Он делил с ними минуты счастья и утешал их в горе, он благословлял их детей и молился за умерших. Он любил их всех без исключения.

Он не испытывал обиды на этих мужчин и женщин и ни на кого не держал зла. Богу было угодно, чтобы он умер, и никто не мог противиться Его воле. Савонарола уже давно смирился с самой мыслью о смерти. В тот день, когда он впервые поднялся на кафедру, он уже знал, куда приведет его судьба.

Палач помог ему спуститься с повозки и привязал к шесту, который возвышался над костром. Под выкрики толпы он бросил факел в кучу дров. Через какое-то мгновение доминиканец исчез за густой пеленой дыма. Почти сразу вслед за этим пламя охватило его темную фигуру.

Кардинал Сен-Мало терпеливо дождался, пока от тела Савонаролы ничего не останется, потом знаком велел Малегоннелле приблизиться. Не спуская глаз с юношей, тот подошел к краю крыши.

Кардинал положил руку на плечо своего сообщника.