Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса)

Подобный поворот меняет и укоренившуюся логику Исхода. Бог, остановивший свой выбор на еврейском народе, не мог допустить, чтобы этот народ пребывал в рабстве, — знаменитые десять египетских казней предназначались не только как наказание египтянам, не отпускающим евреев на волю, но и как назидание сынам Израиля, побуждая их добровольно покинуть Египет. Сам Исход при этом не является самоцелью: избавление от рабства и приобретение свободы вовсе не было конечной целью для евреев в этом эпизоде. Главное свершилось на Синае, где Моисей через три месяца после Исхода получил от Бога скрижали завета — величайшее Синайское Откровение или конституцию монотеизма. Для этой цели и нужен был Моисей, — не только как носитель духовной идеи, а еще и как гениальный организатор, предводитель и лидер, — в этом состояла особая миссия Моисея в еврейской исторической судьбе. В таком свете тезис Фрейда кажется не таким уж неправым, если его несколько выправить: Моисей даровал «своим евреям» не идею, а идеологию и методологию монотеизма. И для этого Моисею вовсе не следовало покидать еврейское библейское предание. Итак, Исход евреев из египетского плена не имеет самостоятельного значения в иудейском историческом сюжете, а служит онтологической предпосылкой или является органически начальной частью Синайского Откровения, где и сосредоточено явление не еврейского, а всемирного масштаба, и судьбоносный поворот в развитии человеческого духа в целом. Важнейшая положительная ценность отрицательного гнозиса Фрейда, если представить его в когнитивном разрезе, состоит в утверждении неразрывной связи идеологии и методологии при изучении всех моментов еврейского вопроса, — а конкретно это означает: фактологическая методология непригодна для монотеистической идеологии; как только Фрейд в своем исследовании истории Моисея свернул на императивизм фактических данных, он сразу выпал из системы монотеистической библейской достоверности. А наиболее яркий образец фактологического догматизма, — беспрецедентный по эмпирической полноте охвата предмета изучения и беспримерный по глубине и тщательности его рефлексии, продемонстрировал И. Великовский, создавший теорию правления фараона Эхнатона, которая знаменует завершающий штрих в решении проблемы «шести пропавших веков». При этом Великовский выставил свое методологическое credo: «Если убрать свет легенды, исторические факты и находки мерцают своим собственным свечением, и скрытые связи постигаются неоспоримостью этих фактов и сами собой обнаруживаются» (1996, с. 410).

Базисной идеей теории Великовского является мысль о тождестве мифического греческого царя Эдипа и действительного египетского фараона Эхнатона, причем тождества, достигающего полной копии не только по части физических и физиологических признаков телесного строения, но и деталей исторического окружения. Целый цикл легенд об Эдипе, ставших сюжетом великих греческих трагиков Эсхила, Софокла и Еврипида, объединен одной трагической фабулой: Эдип, убив своего отца, стал мужем своей матери. З. Фрейд совершил переворот в физиологии человека, превратив эту фабулу в «комплекс Эдипа» и тем доказав огромное значение сексуальной сферы для психики человека, оформляющейся как в сознании, так и заложенной в подсознании. На такой же переворот претендует Великовский, построив свой гнозис на преамбуле: «Или легенда об Эдипе не основывалась на каком-то историческом эпизоде? Если последнее верно, его воздействие на воображение литераторов на протяжении веков могло быть объяснено как отражение реального опыта в темных глубинах многих человеческих душ».

Виртуозно владея приемами фактологической методологии, Великовский доказал с фактической точки зрения, «что Эхнатон не только страдал от Эдипова комплекса, но был прототипом самого Эдипа. Эхнатон не только испытывал влечение к собственной матери, как это бывает у многих невротиков, но к тому же и обладал ею… Если мы правы, то история Эхнатона — это и есть история Эдипа» (1996, c. c. 415-416, 463). Эдип есть исторический Эхнатон, а Эхнатон есть идеологический Эдип, — такова формульная запись когнитивного постижения Великовским этого эпизода древнего мира.