Слезы Моря

Нож падает из рук Трин. Я прижимаю ее к себе, целуя и шепча глупости.

Насколько же люди глухи и слепы, если не верят, что любовь может все.

Глава 22

Тринлейн.

— Я родилась в Белой Сохе, Ал. Небольшая деревня, но…

— Обычная?

Я кивнула. Зачем ему это рассказываю? Сам же знает.

— Староста сказал, все твои родные, кроме двух сводных братьев, погибли.

— Да. Отец умер первым. Отправился в лес за дровами и наступил на гадюку. Мама пыталась его спасти, лечила. У нее даже было противоядие, но…

— Кому суждено уйти за грань, тот уйдет, Трин.

Я горько усмехнулась, вспоминая, сколько раз была на волоске от смерти.

— Возможно, ты прав. Тогда мне было шесть, и в таком возрасте сложно с этим смириться. Отец — всегда смелый и сильный, защищал нас с братом, помогал маме по дому. И вдруг он… умер.

Ал сжал мои дрожащие руки.

— Мне казалось, что в его смерти виновата я.

— Почему?

Он удивленно посмотрел, поглаживая мою ладонь.

— В тот день я отправилась с ним в лес. Отец просил, чтобы в случае опасности, крикнула. Он меня редко с собой брал, и это было таким счастьем. Держаться за его руку, вдыхать запахи леса, лакомиться с куста дикой малиной… Мама всегда в таких случаях ругалась, потому что я пачкалась. А отец… нет.

— Трин, сокровище мое…

— Я на бабочку засмотрелась, Ал. Она была безумно красивой. У нее крылья оранжевые с белыми разводами, а по краю черные. И змею ту проклятую не заметила.

Алэрин вздохнул, прижал к себе. И в памяти так ярко вспыхнула картинка, где отец замахивается топором, вытирая рукой лоб и откидывая мокрые волосы. Он делает шаг назад, наступает на змею, что свернулась клубком и…

Я жалобно всхлипнула. С Апэрином, только с ним, пожалуй, и можно позволить эту слабость.

— Тише, Трин. Ты ни в чем не виновата. Все позади.

Я вздохнула, посмотрела на восходящее солнце, раскрашивающее небо золотом.

— Наверное, со смертью отца все и пошло наперекосяк. Маме было тяжело справляться одной.

— Да и староста твой ее извел, — вздохнул Ал.

Я удивленно приподняла брови.

— Люди у вас в деревне… завистливые, Трин. Твоей матери пришлось выйти замуж за…

— Кайрана. Не думай, Ал. Он не был плохим.

— До тех пор, пока не появились свои дети?

А это он откуда знает?

— Я их нянчила, помогала маме.

— Но ему этого было мало, — вздохнул Алэрин. — Помнишь, как ты упала в реку и чуть не утонула?

Я нахмурилась.

— С трудом, если честно. Страшно было, я плавать тогда не умела. Меня Арий вытащил и потом научил…

— Потому что видел, как Кайран ничего не делает в то время, как ты тонешь. Просто стоит и смотрит, понимаешь?

— Что? Но почему он тогда не сказал хотя бы маме?

— Разве бы поверили? — устало вздохнул Ал. — Взрослые посчитали бы, что ребенку не хватает внимания. Выдумывает да наговаривает. Детская ревность — это особая вещь, Трин.

— Думаешь?

— Знаю. Когда мне было десять, соседка попросила мать приглядеть за ее сыном, моим ровесником, кстати. У нее заболела сестра, необходимо было уехать.

К чему Ал это говорит?

— Так я такое устроил…

Я изумленно на него посмотрела, он рассмеялся.

— Мне казалось совершенно несправедливо, что мама кому‑то улыбается, кроме меня. Мы с Каем даже подрались…

Я рассмеялась. Стоило представить маленького Ала с разбитым носом, и сердце таяло от нежности.

— Мне казалось, все дети мечтают о братьях и сестрах.

— Я и мечтал, но делить любовь матери с кем‑то все равно не хотел. И боюсь, что я до сих пор такой собственник и эгоист, — сознался он. — Хотя бы в отношении тебя.

Я смутилась и погладила его ладонь.

— Арий стал тебя учить выживать, правильно понимаю? Иначе бы ты не поступила в Академию. Отбор тут жесткий.

— Да. Он был замечательным братом. И когда его убили на войне… Знаешь, я только теперь понимаю, почему Арий ушел. Они с отчимом совсем не ладили, сдерживались только ради мамы.

— Но такое давалось все с большим трудом, — заметил Ал, поднося мои пальцы к губам и ласково целуя.

Я на миг прикрыла глаза. Как уходил из дома Арий я тоже помнила. Он запретил его провожать, но я не спала всю ночь, и едва брат поднялся, собралась и вылезла в окно.

Солнце только всходило, и небо светлело, обещая прекрасный день. Трава была мокрой от росы. Щебетали первые птицы, лаяли вдали собаки. И утренний холодный ветер нес запахи просыпавшихся трав, горячего хлеба, меда… И сложно было представить, что где‑то там, война. Слово страшное и жуткое.

До нас она не добралась, но многие мужчины тогда ушли и не вернулись. То лето мне запомнилось горьким запахом полыни и слез. Моих — из‑за разлуки с братом, единственным близким человеком, да чужих… вдов и сирот.

И Арий, забросив мешок на плечо, уходил по пыльной дороге. А я провожала… тайком. До опушки леса. Думала, не заметит. Но Арий обернулся. Тогда я не сдерживалась, рыдала у него на плече, предчувствуя беду. Страшно было его отпускать, оставаться одной, лишиться защиты. И еще хуже — ждать возвращения.

— Трин, — прошептал Ал, целуя мою макушку.

Я вытерла набежавшие слезы.

— После ухода Ария все совсем стало плохо. Младшие братья не слушались, жаловались на меня отчиму. Тот наказывал.

— Бил?