Слезы на льду

Наверное, причина была просто в переходном возрасте. В пятнадцать-шестнадцать лет хочется быть самостоятельным, но в то же время подсознательно ждешь помощи со стороны взрослых. Не скажу, что тренеры относились ко мне плохо. Наоборот, они относились как к взрослому, думая, что я сам способен все регулировать. А я не умел. Не знал, куда деваться от этой безысходности, и все чаще стал задумываться о том, что мы с Машей должны что-то поменять. Может быть, уйти к другому тренеру.

Если честно, то еще тогда я предложил перейти от Великовых к Москвиной. Но Маша наотрез отказалась уходить. Я понимал ее. Понимал, что для нее тренеры в чем-то ближе, чем родные мама и папа. Поэтому просто продолжал ходить на тренировки. А потом в Питере появилась Ленка.

Волею судьбы оказалось так, что я и все мои ближайшие друзья, их жены, подруги начали за ней присматривать. Жалели ее. Она была абсолютно одна. Отношения с Олегом у всех без исключения уже тогда были плохими. К Ленке он относился чудовищно. Будь это все не в России, а в любой другой стране, Шляхов, думаю, рано или поздно сел бы в тюрьму. Все знали, что он бьет Ленку, не дает ей ни копейки из заработанных денег. Она вечно ходила в синяках, боялась всего. Мало-помалу мы начали дружить, встречаться вне тренировок, появляться вместе в компаниях моих друзей.

Обстановку в нашей группе это накалило еще больше – за моей спиной начались разговоры, что я хочу уйти от Маши и кататься с Леной. Об этом, поверьте, тогда не было никаких мыслей. С одной стороны, у нас с Машей были неплохие результаты, с другой – я прекрасно понимал, что добровольно Шляхов с Леной не расстанется…

На чемпионате Европы 1996 года Петрова и Сихарулидзе стали пятыми. Результат говорил о том, что вчерашних юниоров не просто заметили, но признали, впустили в элиту. Но то было последним совместным выступлением фигуристов. Сразу по возвращении в Санкт-Петербург Антон позвонил тренерам и партнерше и сказал, что больше не придет на каток.