Слезы на льду

Дальнейшее проистекало в привычном ключе. На пресс-конференции, которой предстояло стать заключительным протокольным мероприятием дня, Плющенко штампованно ответил на несколько вопросов и тут же покинул зал, сославшись на необходимость торопиться на допинг-контроль. У выхода с катка чемпиона и его тренера уже ждала машина, которая должна была ненадолго завезти триумфаторов в «Русский дом»,[5] а затем – в аэропорт. Еще до финала было известно, что родные Плющенко настаивают на его возвращении в Санкт-Петербург сразу после окончания мужского турнира и что фигурист действительно намерен вылететь в Россию первым же рейсом. Собственно, поэтому недоумению коллег, как и моему собственному, не было предела. Как могут хотя бы тренер и агент не понимать, что именно сейчас, когда десятки людей из всех без исключения изданий страны и новостных агентств жаждут общения с чемпионом и готовы трубить о героической победе на весь мир, нужно использовать ситуацию на всю катушку? А кроме этого, должно же быть хотя бы элементарное уважение к людям, делающим свою работу и выполнившим, что немаловажно, свою часть джентльменского соглашения: не беспокоить Плющенко просьбами об интервью до старта?

Однако это были только ягодки. Наутро в пресс-центре появился специальный выпуск «Коммерсанта», где была опубликована сделанная в «Русском доме» статья Андрея Колесникова, в которой свежеиспеченный олимпийский чемпион представал крайне недалеким персонажем, а его тренер, рассуждая об олимпийских победах в целом, походя глубоко оскорбил чемпиона Игр-1976 американца Скотта Хэмилтона. Самым ужасным и не укладывающимся ни в какие этические рамки было то, что оскорбительный комментарий был связан с тяжелым заболеванием, которое перенес Хэмилтон, – раком яичек.

Оставшиеся в Турине тренеры и спортсмены, которым газета попалась на глаза, пребывали в шоке. «Зачем? Мало того, что американец относится к числу наиболее уважаемых в фигурном катании личностей. Так ведь помимо этого ему принадлежит самый престижный и самый денежный в мире профессиональный коллектив „Stars on Ice“. Неужели неясно, что после таких высказываний путь Плющенко-фигуриста на американский рынок может оказаться закрытым навсегда?»

Сильнее всех переживал оставшийся в Турине Закарян. Когда день спустя мы встретились на каком-то из олимпийских мероприятий, он был готов рвать на себе волосы и даже не говорил, а стонал:

– Боже мой, несколько лет моей работы – псу под хвост! Ну зачем? Зачем он это написал?

– Резоннее спросить, зачем Мишин это сказал, – пожала плечами я. – С одной стороны, прекрасно понимаю, как именно это могло произойти. Дикое напряжение, стресс, усталость, неконтролируемые эмоции. Достаточно бокала вина или просто тарелки нормальной горячей еды, чтобы «поплыть» и сгоряча ляпнуть что угодно. Но Колесников – журналист. Его задача – поднимать тираж издания. Ему деньги за это платят. А тут – такой «товар»! Не удивлюсь, кстати, если узнаю, что фамилию Хэмилтон Колесников впервые услышал как раз от Мишина. Выдумать такое сам он попросту не способен. Это для нас, тех, кто работает в фигурном катании, Плющенко и Мишин – свои. Какие есть, но свои. А для человека со стороны они – просто персонажи. К тому же, как следует из написанного, – весьма одиозные. Находка просто. А в этом случае – наплевать, как скажется та или иная фраза на дальнейшей карьере того, о ком пишут. Неужели не понятно?

– Что делать? Что делать? – продолжал причитать Ари. – Мы же и так потеряли не одну сотню тысяч долларов из-за того, что Женя уехал в Питер.

– Почему?

– Так ведь на Олимпийских играх после победы весь серьезный бизнес только начинается. Платные интервью, контракты, встречи с нужными людьми. Все заранее расписано было.

– Зачем же он тогда уехал?

– Я так понял, что велели ему. Мол, жена скучает…

* * *

Три дня спустя Россошик, сам полуживой от накопившейся за время Игр нервотрепки и усталости, хмуро сообщил мне:

– Завтра в десять утра чтобы была в офисе нашего олимпийского комитета. Плющенко пресс-конференцию дает. Специально для российских журналистов.

– Лева, побойся бога! Я всю последнюю неделю ложусь не раньше пяти утра. А вечером – снова «в ночное» – на каток.

– Ну, интервью-то надо бы сделать. Потом отоспишься…

Плющенко появился перед собравшимися в неважном расположении духа. Как шушукались за его спиной сопровождающие, чемпион чуть ли не с трапа рвался «набить Колесникову морду». Но вместо этого был вынужден отправиться в главный пресс-центр. И сразу пошел в наступление:

– Я – лучший фигурист планеты, делаю все что могу, чтобы прославить свою страну, у меня – гениальный тренер, самый лучший в мире, вы должны писать именно об этом, а пишете непонятно что!

– Женя, а вам не кажется, что для того, чтобы в газетах писали то, что хотите вы, неплохо было бы общаться с журналистами? Например, выходить в микст-зону, – не выдержала я.

– Я там был! Если вы сами в это время были в другом месте, это ваши проблемы!