– Хобот у него длинный?
Длиннее, чем хвост? Сколько у него ног? Они полностью зеленые – или же коготки ярко-красные?
– Нет, глупая. – Любимое выражение Кэсси в последнее время. – Хамфри – настоящий слон, он серый!
– Серый! – произнесла Джордана в притворном отчаянии от собственной недогадливости. – А! Ну конечно же, серый. Именно этот цвет предпочитают все приличные слоны на свете. Но… – Она наклонилась к ушку Кэсси, чтобы прошептать:
– Я все же очень надеюсь, что коготки у него розовые.
Кэсси не замедлила разразиться хохотом.
В кабинете рядом с кухней Рэнди оторвалась от меню на следующую неделю, привлеченная звуками, доносившимися от пруда. Тревожная морщинка на лбу впервые за весь день разгладилась, когда она увидела подругу и дочь, забавлявшихся вместе, будто они ровесницы.
– Нет, клянусь, – покачала головой Рэнди, – когда они принимаются за свои глупости, я не знаю, кто из этих двоих смеется громче.
Она ворчала, но с нежностью и облегчением, потому что именно этого и ждала целый день. Ждала, когда Кэсси вернется домой и вытянет Джордану из ее опасной задумчивости.
Вчера вечером, после ухода сначала Патрика, а затем Филиппа, Рэнди ожидала расспросов, объяснений, даже обвинений. Но Джордана притихла…, как-то странно притихла. За ужином она казалась рассеянной и быстро ушла, сославшись на усталость. Но ночью Рэнди слышала ее беспокойные шаги.
Сегодня утром, сразу же после завтрака, к которому едва притронулась, Джордана закрылась в своем кабинете и работала. Сочинять музыку, рассказы и песни для детей было ее настоящим призванием. Той работой, которую она действительно любила.
Джордана никогда не училась игре на пианино или гитаре, но тем не менее играла и сочиняла как профессионал. Добившись желаемого от стихов и мелодии, сама записывала песню на пленку. Затем запись прослушивал специалист. Позже песни переносились на пластинки и распространялись небольшой фирмой, много лет назад организованной Джорданой.
Фирма с простым названием "Полет", скромная и неприбыльная, ставила своей единственной целью развлечь и поддержать детей. Детей, страдающих слепотой, глухотой, умственными расстройствами, физическими дефектами или хроническими болезнями. И обычных детей, которым просто нужна помощь.
По мнению негритянки, Джордана была удивительной женщиной – заботливой, щедрой, талантливой. Но чересчур суровой к себе. Когда-то, в самом начале их дружбы, Джордана в ответ на похвалу Рэнди с тайной горечью произнесла "ученая идиотка".
Ответная ярость Рэнди не поддавалась описанию.
Она изрыгала все известные ей проклятия и на ходу измышляла новые, кляня не Джордану, конечно, а Эмму Даниэль. Именно таким уродливым ярлыком наградила взбесившаяся от жира старая ведьма несчастного ребенка, чтобы побольнее обидеть его. Истощив в потоке брани ярость, обессиленная Рэнди торжественно поклялась, что к своей Кэсси она такое чудовище ни за что не подпустит.
Ни до, ни после этого случая злобная кличка не всплывала в их разговорах.
Во всяком случае, так было до недавнего времени.
Неуемный восторг восемнадцатилетней девчонки, открывающей жизнь, в которой ей отказывала злобная старуха, постепенно угас. Возможно, это отчасти было данью зрелости, но Рэнди в возраставшей замкнутости подруги чудилось нечто опасное.
Она наблюдала, как сгущаются тучи, но была бессильна их остановить. И вдруг в замкнутый круг жизни Джорданы ворвался Патрик Маккэлем. Упрямый, решительный, дерзкий и чуть ли не деспотичный. Заинтригованный таинственностью Джорданы, подстегнутый ее безразличием, одержимый желанием обладать ею. Он мог стать стихийным бедствием или посланцем небес.
Джордана испытывала тревогу, и у Рэнди не возникало сомнений, что источником этой тревоги был Патрик Маккэлем. А это значило, что вся вина лежит на ней, Рэнди.
Изнемогая от необычного напряжения, она ждала целый день, пока откроется дверь кабинета, готовая ринуться на помощь. Но эта возможность так и не появилась. Затем Джордана переоделась в купальник, устроилась на своем любимом месте у бассейна, и у Рэнди появилась надежда. Сейчас, наблюдая за беспечной игрой Джорданы с малышкой, Рэнди ощутила нечто большее, чем надежду.
– Мне точно известно, что требуется этой парочке. Развернувшись на каблуках, она проследовала на кухню и, поставив на поднос миску еще теплого шоколадного печенья, графин с лимонадом и три бумажных стаканчика, направилась к бассейну.
– Печенье! – заверещала при виде подноса Кэсси.
– Дар примирения, – пробормотала Рэнди, опуская поднос на столик рядом с Джорданой и сама пристраиваясь в кресло напротив нее.
– А ты что, с кем-то поссорилась, мамочка?
– Нет, дорогая. Просто сделала ошибку.
– А! – Кэсси, потеряв к этой теме интерес, принялась за второе печенье. – А можно перед ужином немножко поплавать, мамочка?
– Конечно.
– Вот здорово! – Кэсси никогда не ходила спокойно, если могла побежать, что она сейчас и сделала.
Рэнди проследила взглядом, как она исчезла в доме, а потом обернулась к Джордане:
– Прости меня.
Джордана была озадачена.
– За что?
– За вчерашнее. За то, что послала Патрика на луг.