Я кивнула. Моя семья не вернется раньше, чем через два дня. Папа никак не сможет узнать, что я нарушила одно из его правил – не встречаться с мужчинами, пока родителей нет дома, и они не могут присутствовать при этих встречах. Кроме того, что плохого в том, чтобы покататься с человеком, который явно чувствует себя одиноким и к тому же считает, что ближайшие соседи не оказали ему должного приема.
Я чувствовала на себе его взгляд, пока ехала к конюшне, и, перед тем как скрыться в ней, повернулась и помахала ему. Тэд Уилкинз, который дрессирует наших лошадей, чистил лошадь Селесты после тренировки. Я дала ему расседлать Гэмблера, чего я обычно никогда не делала.
– Заболели чем-нибудь, Фэйбл? – спросил он, глядя на мои пылающие щеки.
Я покачала головой. Но я-то знала: да, я «чем-нибудь» заболела, но домашние средства Азалии мне не помогут.
У меня начинался тяжелый период любви с первого взгляда.
Любой, кто вырос на юге, скажет вам, что сердце любого дома – это кухня. Сколько я помню, наша всегда была центром бешеной активности по приготовлению всяких вкусностей, включая консервирование, соление, копчение и так далее.
Но в тот вечер на кухне было холодно и не было видно никаких признаков хоть какого-нибудь ужина. Все, что я сумела найти, – это чайник теплого кофе на плите. Я налила себе чашку, положила сахар и сливок и чуть не подпрыгнула, услышав из-за спины голос Азалии:
– Давай, давай, подзаправься этой сладкой бурдой. И добавь еще остатки того пирога, которым ты набиваешь себе живот с тех пор, как уехали родители.
Я чуть не задохнулась. Справившись с приступом, я посмотрела на эту негритянку, которая играла большую роль в моем воспитании.
– Азалия, ты же меня перепугала чуть не до смерти! Зачем ты спряталась в темноте? И где ужин? Я умираю от голода и не вижу ничего, чем бы можно было хотя бы перекусить.
Азалия взяла мою чашку и вылила из нее кофе. Потом взяла с плиты чайник и снова налила мне черного луизианского кофе, но уже без всяких добавок. Она могла бы показаться мне комичной в своей розовой сеточке, обтягивающей коротко постриженные курчавые седые волосы, но я не смеялась. Выражение лица Азалии было таким же суровым, каким всегда становилось, когда она собиралась прочесть мне очередную лекцию.
– И не будет ничего, кроме чашки бульона!
Она налила себе кофе и села напротив меня за стол.
– Посмотри на себя. Ты только посмотри на себя! Каждый раз, когда они уезжают, ты начинаешь бродить вокруг, как лунатик, есть все, что попадется на глаза, жалеть себя. И ничего не делаешь ни с лицом, ни с волосами, ни с одеждой. Ты только посмотри, что ты носишь! Как будто собралась на петушиный бой! Слушай, я помогала тебе родиться вовсе не для того, чтобы увидеть, как ты катишься неизвестно куда!
– Азалия, ты сердишься на меня за что-нибудь?
Я была удивлена. И обижена. Азалия всегда давала мне понять, что я могу делать все, что угодно (только не убивать людей), и это будет правильно. Даже Селеста всегда завидовала тому, как Азалия относится ко мне.
– Я не хотела задерживаться так поздно, но я каталась и…
– Я не злюсь на тебя за то, что ты катаешься на этой своей лошади, и я не злюсь на тебя за то, что ты так поздно задержалась. Я злюсь из-за массы вещей, но не на тебя.
Азалия налила нам еще кофе и достала свою помятую пачку сигарет, что означало, что сейчас она переходит к самой сути дела.
– Я видела, как ты слонялась вокруг с этим парнем, который переехал сюда недавно.
Слонялась вокруг?!
– Да я просто вела себя по-соседски, Азалия. Дашь мне одну?
Я взяла сигарету, которую она зажгла для себя, подождала, пока она зажжет другую, и спросила:
– Ты знаешь что-нибудь об этом парне? Если кто-нибудь и знал, так это она, это уж точно.
– Знаю, что он какой-то странный.
Азалия запнулась и выпустила дым. С некоторым удовлетворением я подумала, что папа не одобрил бы эту сцену в кухне.
– У него нет семьи, это во-первых. Та женщина, которая убирает у него, сказала мне, что там никто, кроме него, не живет. У него нет своих собственных вещей. В доме все осталось точно так же, как было, когда он переехал. Никаких альбомов с фотографиями, никаких личных вещей, ничего. Она сказала, что он даже ездил в аптеку в Брэнтвуд, чтобы купить новый бритвенный прибор и все такое.
Я вспомнила, как приятно пахло от Ройса Макколла. Очевидно, он купил и какой-то новый одеколон.
– Ну, так что ж, это ведь не преступление. Может, он поддерживает здешнюю экономику.
Я потянулась к тарелке с булочками, стоявшей в середине стола, но Азалия ловко переставила ее за пределы моей досягаемости.
– Это второй вопрос.
Я не знала точно, какой был первым, но зато я отлично знала, о чем сейчас будет говорить Азалия.
– Нам надо что-то делать с тобой. Я все думала об этом, и вот время пришло.
– Время для чего? Как будто я не знала!
– Сделать так, чтобы ты стала красивее, чем твоя сестра когда-нибудь мечтала быть. Я долго думала об этом. Тут и я виновата тоже, пекла для тебя все эти пирожки, булочки, которые ты так любишь, потому что никто…