Слезы печали

— Приветствую вас, мисс Толуорти, — произнес он, — мы рады вашему приезду.

— И тому, что она привезла с собой подругу, госпожу Харриет Мэйн, добавила его мать. Он вновь поклонился.

— Я буду вечно благодарна вам за разрешение посетить вас, — сказала Харриет.

— Я вижу, вы немного торопитесь, — сказал он, и я обратила внимание, что с бровями у него происходит то же, что и со ртом: когда он улыбался, одна бровь приподнималась чуть выше другой. — На вашем месте я воздержался бы с вынесением окончательных суждений. Подождите до той поры, когда хорошенько узнаете нас.

Все рассмеялись.

— Ах, Эдвин! — воскликнула леди Эверсли. — Как ты любишь дразнить людей! Он всегда был таким. Он говорит просто ужасные вещи.

— Меня вообще не следует допускать в приличное общество, мама, согласился Эдвин.

— Ах, мой милый, но, если бы мы так поступили, нам сразу же стало бы очень скучно. Давайте примемся за обед, а потом продолжим знакомство.

Холл был почти таким же, как в замке Контрив. Стол для нашей компании был установлен на возвышении. Но сидели мы не так, как того требовала традиция, лицом к входу, а просто расположившись вокруг стола, как обычно делают в маленьких помещениях.

Леди Эверсли села во главе стола, по правую руку от нее — Лукас, по левую — Харриет. За другим концом стола сидел Эдвин, справа от него — я, а слева Карлотта. Сэр Чарльз Конди сидел между мной и Харриет.

— Все было бы гораздо удобнее, если бы у нас была малая столовая, сказала леди Эверсли. — Но за эти годы мы привыкли мириться с неудобствами.

— Ничего, — сказал Эдвин, — теперь уже недолго ждать возвращения домой.

— Вы действительно так думаете? — спросила я. Он коснулся моей руки, лежавшей на столе; это было всего лишь краткое мгновение, но я затрепетала от удовольствия.

— Ну конечно, — улыбнулся он мне.

— И на чем основана ваша уверенность?

— На признаках и предзнаменованиях. Кромвелю удавалось держать нацию железной хваткой, потому что он был железным человеком. Его сын Ричард, к счастью для Англии, не унаследовал этих качеств отца. Он получил пост протектора только потому, что он — сын своего отца. Оливер же захватил этот пост силой. Это огромная разница.

— Интересно, что же происходит сейчас дома? — задумчиво произнесла леди Эверсли. — У нас были такие хорошие слуги… такие верные. Им не нравились эти пуританские идеи. Удалось ли им сохранить наши владения в порядке? — Она повернулась к Лукасу. — Разве не наслаждение думать о возвращении домой?

Лукас ответил утвердительно, но признался, что совсем не помнит своего родного дома. У него остались только какие-то смутные воспоминания о доме бабушки и дедушки в Корнуолле.

— Вначале мы бежали туда, — пояснила я. — Мать вместе со мной и Лукасом пересекла всю страну. Наше поместье, Фар-Фламстед, расположено неподалеку от Лондона, оно подверглось нападению врагов короля и было почти полностью разрушено.

— Грустная, но, к сожалению, не исключительная история, — сказал Чарльз Конди. В разговор вступила Харриет:

— А я хорошо помню, как мы бежали из Англии. О приближении врагов нас успели известить заранее. Мой отец к этому времени уже погиб при Нейзби, и мы знали, что наше дело обречено на поражение. Мы с матерью и несколькими верными слугами спрятались в лесу, пока грабили наш дом. Я никогда не забуду вид дома, охваченного пламенем.

— Ах, моя дорогая! — воскликнула леди Эверсли. Внимание всех присутствующих было обращено на Харриет. На меня она старалась не смотреть.

Как умело она пользовалась своим голосом! Она играла роль, а актрисой она была превосходной.

— И все эти сокровища, бесценные для детей… эти куклы… У меня были марионетки, с которыми я разыгрывала представления. Они были для меня живыми созданиями. Когда пламя пожирало дом, мне казалось, что я слышу их предсмертные крики. Это вполне понятно: ведь я была еще совсем ребенком…

За столом воцарилось молчание. Как хороша была Харриет, особенно когда исполняла драматические роли!

— Я помню, что проснулась от холода, когда рассвет начал золотить небосвод. Помню едкий запах гари. Было тихо. «Круглоголовые» разрушили наш дом, разрушили нашу жизнь и ушли.

— Господь тому свидетель, — сказал Эдвин, — они расплатятся за все содеянное, когда мы вернемся. Карлотта тихо возразила:

— Насилие и жестокость допускали обе стороны. Когда наступит мир, разумнее всего просто забыть об этих поистине ужасных временах.

Чарльз Конди согласился:

— Если только мы вернемся к старой доброй жизни, то стоит обо всем забыть.

— Прошло уже почти десять лет, — заметил Эдвин.

— Мы начнем жизнь с чистой страницы, — сказала Карлотта.

Чарльз Конди взглянул на нее с улыбкой, и я подумала, что они любят друг друга.

Харриет твердо решила по-прежнему оставаться в центре внимания.

— Мы вернулись к дому… к нашему милому, уютному гнездышку, где я провела всю свою жизнь. Но от дома осталось немногое. Помню, с каким отчаянием я пыталась отыскать своих кукол. Они исчезли. Я смогла найти только кусочек обугленной ленточки… вишневого цвета, которой я подвязывала платье одной из кукол. Я храню ее и по сей день.