Слезы пустыни

Однако наш телевизор оставался бесплатным, и многие деревенские детишки приходили его смотреть. Изображение, пусть и всего лишь черно-белое, им представлялось чем-то вроде волшебства. Большинство детей не могли понять ни слова, потому что передач на языке загава не было. Поэтому я переводила им то, что говорилось, и вскоре они выучили большинство телешоу наизусть.

Больше всего я любила английскую детскую передачу, плохо переведенную на арабский. В ней рассказывалось о двух сестрах, которые пытались найти своих давно потерянных родителей. На помощь им приходили полицейские из Скотланд-Ярда — верхом на лошадях, в шикарной черной форме. Самым необычным было то, что у каждой из сестер имелся парень, причем настоящий красавчик. Неудивительно, что бабуля думала, что телевизор учит нас неправильным, запретным вещам — харам.

Если показывали мультфильм, мы кричали друг другу:

— Идите скорей! Идите скорей! Кино мультик началось!

Даже взрослым нравились мультфильмы. У нас в семье особенно полюбился «Том и Джерри» — хотя мы и прозвали его «Мо и Джерри», причем под мышонком Джерри подразумевался Омер. Всякий раз, когда мы смотрели мультик, каждый из нас выбирал, каким он будет персонажем. Иногда это даже вызывало споры.

Как ни странно, ненависть бабули к телевизору со временем ничуть не уменьшилась. Она любила свой радиоприемник, но к телевизору относилась с неподдельным отвращением.

Время от времени я удивлялась, отчего это так. Но признавала, что кое в чем бабуля права. В отличие от радио, телевизор убивал общение. Будь бабушкина воля, она запретила бы телевизор и мы за один вечер разговоров с ней узнали бы куда больше. Например, она мастерски обращалась с числами, складывала и вычитала в уме и никогда не ошибалась. Именно от бабули я унаследовала свои способности к математике.

Всякий раз, когда отца не было дома, бабуля возобновляла попытки настоять на своем. Услышав, что кто-нибудь включает телевизор, она бросалась отгонять нас.

— Не сиди перед этой ужасной штукой! — вопила она. — Выключи его! Выключи!

Когда отец уезжал на лендровере, у нас не было аккумулятора, чтобы включить телевизор, и тогда бабуля приходила к нам и тыкала в нас своей палкой.

— Ха! Ха! — радостно восклицала она. — И что же вы собираетесь смотреть сегодня — пустой экран? Ляжете спать пораньше! Или, может быть, в этой семье снова научатся разговаривать друг с другом!

Однажды вечером, когда мы с отцом смотрели музыкальное шоу, он вдруг вскочил на ноги и ткнул пальцем в экран:

— Смотри, смотри! Ратиби! Это Ратиби — твоя тезка!

И точно, в субтитрах значилось, что выступает Долли Ратиби, чернокожая южноафриканская джазовая певица. Непокорная прическа афро, руки и ноги унизаны браслетами. Она пела скабрезную джазовую песню в стиле фанк[7], демонстрируя свои прелести. Поскольку пела она по-английски, я не понимала ни слова.

— Ты назвал меня в ее честь? — удивленно спросила я. — Почему? Посмотри на нее. Она же бешеная!

Отец рассмеялся, его глаза сияли от волнения.

— Ты судишь по ее внешности, а я — я понимаю слова. Она поет о правах черного человека в Африке. О борьбе Нельсона Манделы, о борьбе чернокожих за свободу в Южной Африке. Что белый человек значит для Южной Африки, то арабы означают для Судана.

Отец пристрастно следил за всем, что имело отношение к расовой политике в ЮАР. Он считал, что южноафриканское сопротивление — пример того, как загава, фур и другие черные африканские племена должны противостоять арабскому господству в нашей стране. Отец хотел поделиться со мной своими мечтами о свободе и золотом будущем для Судана.

И во мне, маленькой Ратиби, он нашел усердную ученицу.

9 Покушение на белую ресницу

К концу первого года в школе Мона, Наджат, Самира, Макбула и я раскусили арабских девочек. Конечно, стычки еще случались, но мы уже умели постоять за себя. Одноклассницы-арабки пытались доказывать нам, что все деревенское плохо, что ничего, кроме бедности, болезней и невежества, у нас нет. Мы возражали: город пуст и недружелюбен — никто здесь не заботится о ближнем. Город опасен, как дикий зверь. А вот в деревне можно расслабиться в кругу семьи и друзей. В итоге таких дискуссий мы приходили к выводу, что живем в параллельных вселенных.

Арабские девочки до сих пор шпыняли нас, когда мы разговаривали на языке родного племени. К тому же он, по их мнению, загрязнял и наш арабский, и они постоянно передразнивали нас. Но мстить было просто — стоило только начать оскорблять противниц на нашем языке. Мы говорили друг другу, что у одной — лошадиное лицо, а у другой нос крючком, как птичий клюв. В считаные секунды мы начинали умирать со смеху. Не понимая ни слова, арабские девочки улавливали суть наших слов, и это приводило их в бешенство.