Слезы пустыни

— Я рад, что ты дала им отпор, — продолжил он. — Я горжусь тобой, Ратиби, за это я горжусь тобой больше, чем за что-либо еще. Но если ты хочешь получить хорошее образование и бросить вызов арабам в нашей стране — это единственный путь. Деревенской школы будет недостаточно. Им это не понравится. Они будут пытаться помешать тебе. И именно поэтому ты должна продолжать. Ты уже доказала, что ты лучше них, так что не сдавайся. Ты увидишь, станет легче.

Я кивнула:

— Я ведь в самом деле заняла первое место в классе, абба. Я обставила всех этих арабских девчонок…

Отец улыбнулся.

— Да, ты их обставила! Ну что, ты поступишь как я сказал? Будешь бороться? Хотя бы ради меня.

Я снова кивнула:

— Я попробую, абба.

Для моего отца я сделала бы все что угодно.

7 Бойцовская школа

К тому времени, как мы добрались до деревни, я напрочь позабыла обо всех своих тревогах. У меня словно камень с души свалился. Мать суетилась около меня, пощипывая, чтобы убедиться, что я здорова и не отощала. Братья шныряли вокруг, забрасывая меня вопросами. Какое счастье быть дома! Я отправилась в бабушкину хижину, чтобы бросить там сумки. Она приветливо встретила меня, широко улыбаясь, и протянула руки для объятий.

— Поди-ка, поди-ка сюда, лапочка моя, — торжественно проговорила она.

Я окунула лицо в ее теплый пряный запах. Я осознала, как мне не хватало бабушки с ее гордым, бесстрашным нравом: если бы только она была со мной в школе, никто не осмелился бы придираться ко мне. Она крепко обняла меня, затем отодвинула на расстояние вытянутой руки, чтобы хорошенько рассмотреть. Я редко видела бабулю такой счастливой, и в эти минуты было видно, как сильно она любит меня.

— Ты… ты ничуть не изменилась, — объявила она. — По крайней мере, все эти школьные штуки тебя не сгубили.

— Абу, — пробормотала я. — Я скучала по тебе. Я так по тебе скучала…

— Погоди-ка, — воскликнула бабуля, потемнев лицом. — Погоди-ка! Это еще что такое?

Она резко протянула руку и сдвинула в сторону мой платок. И только тут я вспомнила, что мои волосы все еще были заплетены в стиле Боба Марли. Мгновение бабуля в ужасе смотрела на меня; глаза ее чуть не вылезли из орбит. Потом она схватила меня за ухо и принялась крутить его, покуда оно не стало гореть, и потащила меня в хижину матери.

— Что это такое? — взвизгнула она. — Что это такое? Что эта девчонка сделала со своими волосами? Боб Марли! Боб Марли! Беери уже недостаточно хорош для девицы из большого города, так, что ли?

Бабуля подтолкнула меня к маме. Я пыталась объяснить, что у Моны, моей лучшей школьной подруги, такая же прическа под Боба Марли, а ведь она загава, так что в этом может быть плохого? И косички мне заплели двоюродные сестры, и дядя не возражал… Но бабуля прервала меня на полуслове, больно ущипнув за живот.

— Арабский! Арабский! Арабский! — напустилась она на меня она. — Она говорит на этом дрянном арабском! Бла, бла, бла, бла — чтобы бабушка ни слова не могла понять… Арабский — тьфу! Ты думаешь, твоей маме и мне приятно слышать это кваканье, этот дрянной лягушачий язык? Ты так думаешь, да?

Я спохватилась, что бабуля права — я и вправду говорю по-арабски. По дороге домой я беседовала на нем с отцом, а дома продолжила с матерью. Вот он, результат трехмесячного пребывания в большой школе, где нас лупили за разговоры на каком-либо другом языке.

— Лягушачий язык! — продолжала бабуля. — Мы не желаем его слышать, и все остальные в деревне тоже. И мы немедленно покончим с этим Бобом Марли. Немедленно!

От бабулиного толчка я плюхнулась на маленькую табуретку посреди двора. Я не сомневалась — она хочет, чтобы все стали свидетелями моего унижения.

— Сиди смирно! — приказала бабуля и отправилась за ножницами. Вернувшись, она приступила к моим косичкам, бормоча себе под нос: — Боб Марли… Спуталась с чужаками и сразу захотела быть как они…

Осторожно подбирая слова на родном языке, я снова попыталась объяснить ей, что просто хотела быть похожей на Мону, мою школьную подружку из племени загава. Мне нравился этот стиль, с ним я выглядела по-другому. Но бабуля и слышать ничего не хотела. Чем больше я протестовала, тем сильнее она дергала мои косички. Мысленно я велела себе впредь быть осторожнее. В следующий раз перед возвращением в деревню я переплету волосы в стиле беери, пусть он и кажется мне скучным.

— Три месяца вдали от дома, и ты забыла свои корни, — ворчала бабуля. — Я же говорила, что ничего хорошего из этого не выйдет. И если тебе так хочется говорить по-арабски, что ж, иди тогда и живи с арабами…

Через час мои волосы снова были уложены в скучном стиле беери — заплетены в жесткие ряды, плотно прилегавшие к черепу. После ужина с мамой и брюзжащей бабушкой мы с отцом пошли отдыхать на циновках во дворе. Мать, Мо и Омер присоединились к нам, и я начала рассказывать им о жизни в большом городе. Но бабуля ушла и заперлась в своей хижине: она не желала присутствовать при подобных разговорах о нездешних местах и чужих людях.