Слезы Рублевки

Вообще, она поняла к тому времени, что литература, журналистика, телевидение — это все ерунда. Они — обслуга. Они питаются объедками настоящей силы. Если вообще не тем продуктом, что та оставляет после переработки пищи. А пищей этой настоящей силы была… сама сила. Та самая, которая энергетизировала Москву. Которая собирала вокруг себя деятельных людей. Которая пронизывала жизнь людей деятельных.

Деньги?

Лариса потому и стремилась иметь их, что всю жизнь ее бесило именно это — их недостаток. Когда родители жалко лепечут — или грубо орут, от отчаяния, — что нет денег, неоткуда взять, а зарплату задерживают! Когда тебе не хватает на новую модную юбочку и ты унизительно пытаешься что-то сшить сама из найденных в древнем чемодане на антресолях еще советских «ситчиков». Когда одноклассница рядом с тобой запросто достает тысячу, хотя вам и надо-то — купить колы за пятьдесят. А у тебя и пятидесяти нет. Есть только мелочь, сэкономленная на утаенных от родителей сдачах.

Ларисе до смерти надоело такое существование. И представить, что это будет длиться вечно, до конца жизни, она просто не могла. Лучше удавиться сразу. Тогда она действительно четко понимала: сила — это деньги. Или наоборот: деньги — это сила.

В конце концов, и врага своего тогдашнего она уничтожила через деньги. Но! Но — благодаря себе. Именно она, лично она, смогла настроить эту силу, направить ее и использовать так, как это было нужно ей, Ларисе, а не силе.

Тогда она лишь смутно начинала догадываться об истинных взаимоотношениях между силой и деньгами. Но только здесь, в Москве, окончательно узрела подлинную связь.

Сила — не деньги. Деньги в этом раскладе всего лишь инструмент. Сила их использует. Как молоток. Или как ключ. А сама сила… сама сила… это воля человеческая. Это характер. Те, кто заработал за эти годы перемен, заработал не потому, что ему повезло. Везучие быстро все растеряли. Или их застрелили. А эти — эти заработали не только благодаря везению. И не столько. А потому, что хотели. Имели для того волю. И использовали для того характер. Они захотели — и стало так, как они захотели. А ведь характера нужно было более чем много! Поначалу-то вообще война шла! Стреляли на ней, отравляли, в бетон закатывали! Топили в переносном и буквальном смысле. Так что те, кто не только выжил, но и остался с капиталом, — с ними и сила. И они тоже — сила. И деньги для них — всего лишь инструмент.

И Лариса начала искать пути в эту силу. Журналистика, телевидение — это все ступеньки. При самом удачном раскладе здесь тоже можно заработать, какие-то незначительные деньги, которые позволят тебе удовлетворять свои нужды, но… Но не дадут управлять силой.

Что могла сделать она, одинокая девчонка в огромном чужом городе? Секретарша, ставшая репортеришкой? Да все! Ведь она была женщиной. А у женщины есть своя сила и свои инструменты для достижения цели. От одного из интервьюируемых она однажды услышала, а потом нашла книжку и сама вычитала фразу: «Мужчина управляет вселенной, а женщина — управляет мужчиной». Так и есть. В этом — миссия женщины. В этом ее искусство.

И Лариса стала осваивать это искусство управления. Начавшееся, как оказывается, с того первого эскиза в их дворе с по-своему забавным и наивным пригородным бандитом. И закончившееся — или пока закончившееся — на банкире Владимирском, пожилом и некрасивом дядьке, имеющем, однако, достаточно силы, чтобы заставлять выполнять свои желания.

К нему Лариса и пошла, едва услышала, как тот подъехал к дому.

Глава 3

Настя аккуратно положила успокоившегося Максимку в кроватку. Он еще не понимал, что сегодня он спас своей матери жизнь. Она ведь — всерьез, всерьез, всерьез! — собралась вскрыть себе вены! И просто забыла, забыла о сыне! И если бы не обиженное, надсадное младенческое кряхтенье из детской…

Безумие! Она, Анастасия Серебрякова, домохозяйка, мать и бывшая бизнесвумен, впала в безумие! И чуть не убила себя! И спас ее ребенок. Младенец двух месяцев от роду! А ведь его могло не быть, Максимки!

После выкидыша мысль о новой попытке завести ребенка пугала ее. Да, годы не ждали, они теснили ее железным, латным легионом. Но врачи опасались, а сама Анастасия долгое время не решалась вообще ни на что. Слишком больно все было. И не столько физически.

И лишь когда начались — какие-то сначала мелкие, потом все крупнее и крупнее — недоразумения, недоговоренности, недопонимания с мужем, беременность показалась ей спасательным кругом, за который она может ухватиться в попытке укрепить расползающуюся, как дрожжевое тесто, семью…

Но ничего не удалось спасти. Было лишь хуже. Витя все отдалялся — надо полагать, у него уже была эта баба… У самой Насти усиливались боли — как их назвал психотерапевт Антон, соматические. Сама беременность тяжелая — не девочка, чай, уже…