Слезы Рублевки

На деревянных ногах она пошла вслед за бандитом. Ее встретили глумливыми улыбками.

— Такое дело, Наташ, — проговорил Корень, — выиграл я у этих лошариков.

Посмотрел на нее вроде даже добро:

— В общем, плясать тебе.

Наталья независимо дернула плечом:

— Мне-то с чего? Они проиграли, они пусть и пляшут.

Тягучим, но быстрым движением вожак вдруг оказался около нее. Ощерился.

— Ты, девка, базар фильтруй! Карточный долг платежом красен. Ты ж тему не отбила, когда мы тут договаривались. Стояла, слушала. Молчала. Молчание — знак согласия. А раз ты за меня вписалась, то давай. Делай теперь, о чем говорено. Давай, танцуй. Со мной.

— Не буду, — упрямо мотнула головой Наталья. — Во-первых, я не молчала. Во-вторых, я в ваши темы не вписывалась. Вы сами…

Договорить она не успела. В руке Корня вдруг появился нож.

— Куда ты денешься, сучка, — яростно прошипел он. — Будешь. А не то я тебе на щеках такое нарисую, до конца жизни будешь только ночью на улицу выходить.

И острие ножа действительно больно уперлось ей в щеку.

— Ну? Медленно кивай. Только медленно, чтобы самой не пописаться…

Против воли у Натальи возникла ассоциация: то же слово, но с другим ударением. Потому что от ужаса ей вдруг захотелось именно этого. Она с трудом справилась с возникшим желанием. И медленно, осторожно кивнула.

* * *

— Борис Семенович, — подпустив медку в голос, проговорил Виктор в трубку. — Серебряков. Да, тот самый. У меня к вам срочный разговор. Не телефонный. Если вкратце, то появились обстоятельства, заставляющие вернуться к тому разговору в РСПП… Можете меня принять? Прямо сейчас. Я бы подъехал с моим новым финансовым директором…

Не отказал банкир. Не мог не клюнуть. Виктор ни словом, ни интонацией не выдал, что в курсе произошедшего с его женой. Радуется небось старый спрут, ручки потирает. Серебряков сам на поклон идет, на сделку!

Поартачился, правда, для виду, что, дескать, дела, но на прямой вопрос: «Так вы хотите, чтобы мой бизнес уже завтра достался не вам, а немцам, которым бывшая жена мои долги продает?» — ответил, как планировалось: «Давайте-ка ко мне в офис. На Новокузнецкой».

Рванули сразу. Тихон по пути позвонил кому-то, назвал адрес, сказал несколько загадочных слов и умолк.

На повороте с Пятницкой на Вишняковский приказал притормозить. Тут же в машину подсели два бугая в черно-синей униформе. «Типа охрана», — пояснил Виктору друг.

Один из бугаев передал Тихону папку. Второй протянул пакет, из которого тут же были извлечены очки и накладные усики с бородкой. Несмотря на напряженность ситуации, Серебряков хмыкнул: этот театральный реквизит преобразил Тишку до неузнаваемости. Теперь это был интеллигент высшей пробы, серьезный и вдумчивый. Финансовый директор.

Виктор позвонил банкиру:

— Мы на подъезде. Фамилии охране нужны? С нами двое. Тоже охрана, да. Оружие?

Тихон кивнул.

— Есть. Не вопрос, сдадут. Они могут вообще не заходить, только до дверей проводят. Хорошо.

У входа в офис — точнее, это был представительский особняк, один из этих прелестных двухэтажных реликтов старой Москвы — их встретили тоже двое. Один представился помощником Владимирского, другой — начальником службы охраны. Извиняющимся тоном — впрочем, довольно фальшивым — последний попросил показать содержимое сумки и папки, что были на руках посетителей. Один из охранников в это время пошарил металлодетектором. Сопровождающим Виктора и Тихона было предложено, как и договорились, сдать оружие, что те сделали безропотно. Впрочем, им предстояло все равно ожидать в холле.

Визитеры же с сопровождающими поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Окна были задрапированы бархатными занавесями старинной работы. На стенах висели картины — и явно не на Крымской набережной приобретенные. Роскошно жил банкир Владимирский. Не сравнить с простым кабинетом Серебрякова в двухэтажном строении на шоссе Энтузиастов.

Владимирский встретил их как родных. Он излучал такое радушие, что, казалось, он с трудом удерживается, чтобы не обнять своего недавнего врага. Впрочем, опытный глаз Серебрякова различил напряжение, которого банкиру до конца скрыть не удалось. Но оно и понятно: при такой игре с высочайшими ставками, что повел этот хорек, полную безмятежность не смог бы изобразить и народный артист. Виктор лишь надеялся, что самому ему удается довольно убедительно скрыть свои истинные чувства и намерения. Впрочем, ему можно казаться напряженным — в его-то нынешнем состоянии, которое и разыгрывалось перед Владимирским…

Расположились в креслах. Лишь начальник службы безопасности встал в дверях. Серебряков уловил промелькнувшее на лице Тихона кислое выражение — тот, видно, рассчитывал, что охранник окажется поближе.