Слезы счастья

— Но это не так! — зло выкрикнул он. — Он ушел и никогда не вернется. Я теперь человек с отмирающим мозгом, и никто здравомыслящий не...

— Дэвид, я не позволю тебе этого сделать.

Притянув к себе Лизу так, чтобы смотреть ей в глаза, Дэвид сказал:

— Посмотри на себя. Ты по-прежнему молода и красива, и впереди у тебя еще столько лет жизни. Неужели ты думаешь, что я хочу украсть их у тебя?

Давясь слезами, Лиза сказала:

— Послушай, как здраво звучат твои слова, а несешь ты полную околесицу. — Она прыснула со смеху, заметив, что в глазах Дэвида вспыхнул веселый огонек. — Видишь, ты все еще здесь, — сказала она. — Я знаю, что здесь, и никуда тебя не отпущу.

Дэвид привлек ее к себе и крепко обнял, как будто теперь он ее утешал.

— Моя милая, моя чудесная, прекрасная Лиза, — пробормотал он. — Прости, прости меня.

— Ты не виноват и, пожалуйста, не говори с такой обреченностью. У нас еще много времени; вероятно, гораздо больше, чем ты думаешь. Потому что сейчас есть лекарства, если это все-таки окажется тем, что мы думаем, а пока мы даже не знаем ничего наверняка.

Зажав ее лицо в ладонях, Дэвид посмотрел на нее со всей любовью и мукой, которые были у него в сердце.

— Я не хочу терять надежду, — сказал он, позволяя слезам свободно катиться по щекам, — но факты... Тут нечего говорить... — Рыдания опять начали душить его. — Пожалуйста, не оставляй меня, — выдохнул он, привлекая ее к себе. — Останься со мной хотя бы до тех пор, пока мы не будем знать точно.

— Конечно, — воскликнула Лиза, сжимая его в объятиях. — И после этого я тоже никуда не уйду. Я не оставлю тебя, Дэвид, поэтому, пожалуйста, пожалуйста, перестань меня к этому толкать.

ГЛАВА 18

Следующие четыре недели Лиза и Дэвид находились в состоянии тревоги и безысходности, изо дня в день пытаясь жить так, будто ничего не произошло. После той ночи, когда у Дэвида сдали нервы в кабинете, он казался спокойнее и меньше мучил себя поисками диагноза в Интернете. Однако теперь, когда Лиза начала обращать на это внимание, свидетельства его проблем виделись ей повсюду. По большей части они просто расстраивали ее, но иногда тревожили или даже ставили в тупик, как, например, случаи, когда Дэвид брал что-то из ее вещей и прятал. Не укладывалось в голове также, что такой умный и рассудительный человек, каким всегда был Дэвид, теперь предпочитал помалкивать. И не потому, что ему нечего было сказать, а из страха забыть на полуслове, о чем он говорил. Он как будто запирался изнутри и выбрасывал ключ, когда не было острой необходимости выходить наружу.

Хотя в их отношения вернулись моменты нежности и ласки, Лизе по-прежнему приходилось мириться с беспомощностью и гневом Дэвида, когда тот начинал возиться с какой-нибудь элементарной задачей или мучительно пытался вспомнить о чем-то, что, как он знал, не должно вызывать трудностей. Ей было так же тяжело это выносить, как и сохранять ради него позитивный настрой. Будь у нее возможность время от времени делиться с Эми, это могло бы помочь. Но сестру настолько поглотила подготовка к переезду, что она, разговаривая по телефону, казалось, не замечала перемен в некогда бодрой и жизнерадостной Лизе. Когда не видишь собеседника, легче притворяться, решила Лиза и потому избегала встречаться с Эми — положение дел, которого сестра никогда бы не допустила, не будь она слишком занята. А так Эми готова была принять, что Лиза успешно работает над книгой и ситуация с Дэвидом налаживается.

Только когда Дэвид уезжал в Борнмут на партийную конференцию и во время своих коротких вылазок в Лондон Лиза могла немного расслабиться. Но даже тогда страх перед тем, с чем они могли столкнуться, неотступно следовал за ней. Беспрестанные подглядывания в блокнот и гаснущая уверенность в себе постоянно напоминали об этом и самому Дэвиду, и ей. Иногда Лизе хотелось кричать на мужа, требовать, чтобы он взял себя в руки, как будто он умышленно делал это, чтобы подразнить ее. Потом он говорил или делал что-нибудь, совсем как прежний Дэвид, и Лиза уже роняла слезы облегчения, собираясь с новыми силами и вместе с тем боясь будущего. Эти бесконечные изнурительные американские горки эмоций мешали ей спать по ночам, а иногда заводили ее мысли в такие темные и постыдные закоулки, что она не хотела никому в них сознаваться. Лиза много раз была близка к тому, чтобы позвонить Розалинд. Но, зная, как тяжело та переживает крушение брака, не могла заставить себя разрушить остатки ее мира.

«Но должна же она понимать, что что-то не так, — повторяла про себя Лиза. — Должна же видеть в отце перемены и задаваться вопросом, в чем их причина». Даже если Розалинд что-то и замечала, то ничего не говорила, по крайней мере Лизе. Вполне вероятно, что себе тоже. И Лиза не могла ее за это винить, ведь прошел всего год с тех пор, как она лишилась матери. Розалинд не захочет даже предположить, что с отцом может быть что-то не так, а тем более выслушивать подтверждение этих страхов.