Слезы счастья

Потом на них обрушилось сокрушительное известие, что у Катрины рак молочной железы четвертой степени.

Она боролась с болезнью и даже как будто преодолела ее, но не прошло и года, как ей снова пришлось вступить в борьбу, на этот раз с раком печени. Это было ужасно. Катрина боялась умирать, а Дэвиду невыносимо было думать, что он может ее лишиться. Именно тогда Катрина, ослабленная лечением и одурманенная обезболивающими препаратами, начала говорить о Лизе, имя которой не произносилось с тех самых пор, как Катрина вернулась в Бристоль.

Дэвид не мог понять, почему жена, не имея на то оснований, так упорствовала в своих подозрениях, что он либо виделся с Лизой в Лондоне, либо встречался с ней во время поездок за границу. В конце концов, во многом из-за этих ложных обвинений и чтобы лишний раз не расстраивать Катрину, Дэвид отказался от министерского поста и стал проводить с ней больше времени.

Хотя он никогда в этом не признавался (главным образом потому, что не видел смысла), с тех пор как он стал публичной персоной, Лиза сделалась частым гостем в его мыслях. Он ловил себя на том, что ему интересно, чем она сейчас занимается и где она может быть. Замужем ли она? Есть ли у нее дети? А может быть, она вообще уехала из Англии? Он робко надеялся, что если Лиза увидит его в новостях или прочитает о нем в газетах, то сможет связаться с ним, просто чтобы сказать «привет». Но она молчала.

Воспоминания о ней и мысли о том, как все могло бы сложиться, с особенной остротой преследовали Дэвида, когда он был вдали от дома. Поэтому, когда он в самом деле совершенно случайно увидел ее на посольской вечеринке в Париже, первой его мыслью было, что это сон.

То был незабываемый момент. Все вокруг поблекло, и даже его мысли затянулись дымкой. Единственной ясностью казалась Лиза. Она разговаривала с кем-то, но, должно быть, уже знала, что он здесь, потому что бросила взгляд в его сторону и повела бровью в знак приветствия, но нисколько не удивилась. Более того, все те же, совсем не изменившиеся, завораживающие зеленые глаза, цепкий взгляд которых он так хорошо помнил, как будто даже слегка подтрунивали над ним.

С этой секунды все попытки Дэвида сосредоточиться на собравшихся политиках и высокопоставленных чиновниках были обречены на провал. Сознание, что они с Лизой находятся в одной комнате и он не способен контролировать свою реакцию, обрушилось на него с силой, которую невозможно было предугадать. За дружелюбной улыбкой Дэвида роился хаос эмоций; за каждым его словом скрывались тысячи других, которые ему хотелось ей сказать. Его удивило и в то же время взволновало, какую тесную связь он ощущал с Лизой. Они как будто общались на каком-то невидимом и неслышимом уровне — словно призраки их юности уже сливались воедино, преодолев долгие годы разлуки.

Если Дэвид считал Лизу красавицей, когда ей было двадцать, то, увидев ее в тот вечер, такую спокойную, элегантную и в то же время, как это ни парадоксально, еще более чувственную в свои без малого сорок, он совершенно потерял голову. Он знал, что должен поговорить с ней, узнать, кто она теперь, почему пришла на эту вечеринку, как распоряжалась своей жизнью с тех пор, как они последний раз виделись. Могут ли они встретиться? Захочет ли она его видеть? Что, если встреча все-таки состоится?

Услышав, что айфон опять пищит, Дэвид вынырнул из прошлого и ощутил, что настоящее обрушивается на него, заставляя чувствовать себя каким-то потерянным. Вероятно, ничего удивительного, учитывая, как далеко он ушел по тропинке памяти.

О том, что от Лизы приходило сообщение, он вспомнил, только когда вытащил из кармана мобильный телефон и снова увидел на экране конвертик. Ощутив прилив радости и облегчения просто оттого, что увидел ее имя, Дэвид открыл сообщение. Потом, когда он подумал, как вероломны его чувства по отношению к Катрине, угрызения совести поглотили его радость и оставили ему мрак, который только сгустился, когда он прочел Лизино послание.

«Думаю, тебе нужно это увидеть», — написала она, и Дэвид без дальнейших объяснений догадался, что она пересылает сообщение Розалинд.

Он оказался прав.

«Из могилы ты мою мать тоже выгонишь?»

Со стоном, который из гневного переродился в раздраженный, а потом в отчаянный, Дэвид закрыл сообщение и подумал, не позвонить ли дочери прямо сейчас. Розалинд вела себя отвратительно, и это нельзя было так оставлять. Но ее превратный взгляд на ситуацию было не так-то просто исправить, и, отчитав ее сейчас по телефону, он точно этого не добьется. Честно говоря, Дэвид начинал всерьез побаиваться, что Розалинд ничто не переубедит.

Решив обстоятельно побеседовать с дочерью лицом к лицу, когда поедет в Бристоль на выходные, он нажал номер Лизы, и ему ответили уже со второго гудка.

— Привет, — сказала она тоном, от которого у Дэвида всегда неизменно ускорялся пульс.

— Привет, — ответил он. — Что делаешь?

— Я у Эми, строю свадебные планы. Я так понимаю, ты получил сообщение.

— Да, — подтвердил Дэвид и снова повернулся в кресле лицом к окну. — Мне жаль. Ты расстроилась? Конечно, расстроилась.