Слезы счастья

— Тебе лучше пойти переодеться, — сказала она муж. — Выезжать совсем скоро.

Гадая, наступит ли день, когда он перестанет чувствовать себя беспомощным и ненужным во всем, что касается сына, да и жены тоже, Джерри положил на стол разобранный мобильный телефон Розалинд и ушел наверх.

Потянувшись за батарейкой, мальчик сунул ее себе под мышку, зажал там и принялся раскачиваться взад-вперед.

— Пей молоко, — отрывисто бросила Розалинд и, подойдя к холодильнику, налила себе большой стакан вина.

К тому времени как Джерри спустился, одетый в форму и такой же встревоженный на вид, каким, очевидно, себя чувствовал, она уже пила второй бокал.

— С нами все будет нормально, — опять сказала ему Розалинд.

Джерри посмотрел на Лоуренса, который все еще сидел за столом, размахивая ногами и постукивая по стакану батарейкой. Он хотел сказать сыну, чтобы тот перестал, что стакан может разбиться, но слишком уж часто Лоуренс отвечал на его замечания приступами гнева, а сегодня у него не было желания оставлять семью на такой ноте.

— Я провожу тебя, — сказала Розалинд, поднимаясь со стула.

Когда она пошатнулась, Джерри поймал ее и, придерживая за плечи, вывел к машине.

— Звони, если будет нужно, — сказал Джерри, забрасывая портплед в багажник. — Они всегда могут на меня выйти.

Розалинд посмотрела ему в глаза, но, когда он обхватил ее лицо ладонями, готовый поцеловать, в доме зазвонил телефон.

— Пойду узнаю, кто это, — сказала Розалинд. — Увидимся в понедельник.

Джерри кивнул, зная, что она спешит уйти, надеясь услышать в трубке голос отца.

На полпути к дому она как будто вспомнила, что не поцеловала мужа, быстро вернулась, встала на цыпочки и чмокнула его в губы.

— С нами все будет нормально, — снова повторила она и, неуверенно улыбнувшись, побежала в кухню.

Когда за ней захлопнулась дверь, Джерри сел в машину, стараясь не принимать близко к сердцу того, что отец всегда значил для Розалинд гораздо больше, чем он. Каждый раз, когда наступал какой-нибудь кризис, праздник или вообще что-нибудь, она первым делом звонила Дэвиду, как будто у нее не было мужа. В тот день, когда Лоуренсу поставили диагноз, Розалинд поддерживал Дэвид. Он держал ее за руку и помогал пережить эту страшную травму, тогда как Катрина была на встрече в Тонтоне, а он, Джерси, летел домой из Шанхая. И, как будто в наказание Джерри за то, что тот не был достойным отцом, кто стал единственным человеком, к которому привязался Лоуренс, если такое громкое слово можно употребить по отношению к чему-то, что не допускало прикосновений, подшучиваний и никакого другого близкого общения? Дэвид, конечно. Потому что доблестный Дэвид, живя меньше чем в десяти минутах езды от них, всегда был рядом, готовый прийти на помощь и разрешить любые проблемы и недоразумения, уладить конфликты и успокоить Розалинд, когда выходки Лоуренса переполняли чашу ее терпения. В моменты слабости Джерри жалел себя и говорил, что нет ничего удивительного в том, что он завел роман. А кто бы не завел, если дома его не ценят и даже не особенно ждут, а такая женщина, как Оливия, полная жизни, бесхитростная и по уши влюбленная, принимает с распростертыми объятиями?

Запустив мотор, Джерри подключил блэкберри к разъему гарнитуры и стал наблюдать, как на экране выскакивают сообщения. Он не удивился, увидев среди них имя Оливии, потому что оно частенько бывало там, и, когда она возникла перед его мысленным взглядом, изящная и белокурая, со смеющимися глазами и вздернутым носиком, он почувствовал, как накатывает знакомая боль потери и тоска. В душе он знал, что, если дома дела в скором времени не пойдут на лад, он не сможет дальше игнорировать эти письма.

А в доме Розалинд силилась не расплакаться, объясняя отцу, что произошло.

— Это было ужасно, папа, — всхлипывала она. — Я так испугалась, а когда не получилось до тебя дозвониться...

— Милая, прости. Мы дремали после обеда. Но ты говоришь, с ним все в порядке? Вы уже нашли его?

— Да, он сидит рядом, целый и невредимый, слава Богу.

— А что заставило его убежать?

— Он все время повторяет «они собирались убить Люси», но единственная Люси, которая приходит мне на ум, это собака. О боже, — простонала Розалинд, когда ее наконец осенило: — Лоуренс, в фильме была собака? — спросила она сына. — Похожая на Люси?

Лоуренс начал кивать, вверх и вниз, вверх и вниз, неторопливо и размашисто, так что подбородок почти врезался в грудную клетку.

— Ясно, — сказала Розалинд, протягивая руку, чтобы успокоить мальчика. — Так и есть, — сказала она отцу. — Очевидно, в фильме с собакой происходило что-то нехорошее, и он... Ах, Лоуренс, — раздраженно сказала она. Сам факт, что ретривер принадлежал ей, был уже достаточно неприятен. А теперь, видя, как у Лоуренса на каком-то уровне возникла сильная привязанность к собаке, Розалинд почувствовала, что ревность удавкой сжимает ей горло. С другой стороны, как можно не радоваться, если ее сын показал, что способен переживать и быть защитником для кого-то или чего-то, кроме себя?

Вторя ее мыслям, отец сказал: