— Перст судьбы унизан многими кольцами. Ягмур хотел отомстить мне за мастера Айтака, это верно. Но когда храбрый юноша узнал истину, копье его ненависти повернулось против султана. Коварный Санджар потому и утопил Зейнаб, что она знала, кто убил соперника, претендовавшего на трон султана Хорасана. Про все это Ягмур узнал после, как занес надо мною меч… Мне ничего не оставалось, как доказать свою преданность, и я решил через членов нашего ордена спасти тебя. Вот так, моя Аджап, ты очутилась в безопасности.
— Трудно все это понять, — не сразу ответила Аджап, — и если бы не кинжал, который я сама подарила Яг-муру, трудно было бы оправдать сделанное…
— Ты жива и здорова — вот главный довод в пользу сказанного. А могла бы и ты, как Зейнаб, с камнями на шее покоиться на дне Мургаба. И в боях за Самарканд ты можешь с мечом в руках отомстить за свое горе и печаль.
— А как живет мой отец?
— Доброму хранителю библиотеки надо послать письмо, рассказать о помощи нашего ордена и о твоем благополучии, прекрасная Аджап. И пусть твой отец в своих молитвах призывает небо к возмездию, которое я готов совершить собственной рукой.
— Как же так! Вы столько лет служите султану?
— Только стены библиотеки, где мы с твоим отцом можем быть откровенными, знают истину. Я замечаю, как ты боишься смотреть на мое изуродованное тело, которое было когда-то стройным и сильным, как у джигита Ягмура. Мой нос перебит… Я окосел и горбат. Когда-то палач разрезал мои пятки и насыпал в живые трещины мелко нарезанный конский волос, чтобы я мог ходить только на цыпочках. Я знаю, чье это дело… С тех пор я мщу Санджару, бросившему меня в руки палача. Изуродован я за то, что служу ордену исмаилитов.
— Но почему ж вы сейчас в Самарканде?
— Султан послал вынюхивать… И вот горбатый кукольник, отлично знающий законы базара, дует на искры костра, охватывающего весь город. И как хорошо способствуют этому твои дестаны и пьесы, пропитанные злостью к султану Санджару. Я уверен, что скоро Самарканд будет воевать с Мервом. Пусть льется кровь двух наших врагов — мы будем ее пить!.. А сейчас, дочь моя, ложись спать. Да ниспошлет тебе аллах приятные сновидения, очищающие душу от грехов.
— Благодарю, учитель Я верю в ваши слова, но направить баранов с золотыми рогами по нужной нам дороге трудно. А если и удается это сделать, то ведь не всегда стадо идет за вожаком. Если Тогрул-бек принял ислам, то дальние огузы остались огнепоклонниками?
— Что с тобой, дочь моя? Ты опять говоришь недозволенное. Какой шайтан приходил к тебе сегодня в гости, когда я играл на базаре твои пьесы? Надо верить в наше учение, не осуждая в нем ни строчки… Ибо не может червяк понять замыслы садовника.
— Мой учитель! Но ведь тот же червь гложет и точит садовника в могиле, разносит прах его мозгов по земле…
— Он точит лишь, тело, как яблоко. Но душа, возвышенная душа остается во власти самого аллаха. А наше учение сильно тем, что оно похоже на ту точку опоры, которую искал Архимед, чтобы перевернуть землю, — ал-Хазри поудобнее улегся на кошме, накрыл уставшее тело халатом. За стеной залаяли собаки, перекликались ночные сторожа. — А за недостойные мысли ты завтра сделаешь три утренних намаза и сходишь в мечеть к имаму, чтобы он очистил твою душу от грехов.
— Я все сделаю, как вы приказываете, мой учитель. Но червь знаний гложет мою душу. Я хочу перед сном задать вам еще один вопрос. Зачем понадобилось эту точку опоры искать в Самарканде?
Горбун недовольно завозился под халатом, откинул его и приподнялся.
— Пыль многих стран лежит на моих плечах. Я многих людей повидал и много дум передумал. И я скажу, что видел в тебе только девушку, дочь моя. Но теперь понял: аллах наделяет тебя наблюдательностью мужчины, которая требует многих разъяснений. Сегодняшний вечер на многое открыл мне глаза, и я объясню тебе то, что объяснил бы не каждому. Ты еще не посвящена в исмаилиты, но делаешь так много для нашего ордена, что имеешь право удовлетворить свою жажду знаний. Запомни, если наши владыки хотят поймать живым льва, то они долго гоняют его по пустыне. А когда он теряет много сил, тогда набрасывают на зверя сеть. Можно ожидать, что чем больше будет смут в государстве сельджукидов, тем слабее оно будет. Настанет день, когда исмаилиты накинут свой аркан на шею Мерва.
— День, который я хотела воспеть в стихах! — вздохнула Аджап.