Слияние Граней

Стасу, вторым из огненных исполинов был он, вдруг подумалось, а была ли в действительности человеческая история, или же ее, прикрываясь божественным статусом, писали вышние, которых впервые переиграли на их же поле упреждая на несколько ходов вперед, переписывая казалось бы незыблемое произошедшее? Взять хотя бы Христа. До сих о нем спорят, за него убивают, отдают же свою куда реже, а вот он сидит рядом, на расстоянии вытянутой руки. Совсем реальный, совсем простой, человеческий. Хотя в залитой светом рубке «Анастасии», в накинутой на плечи багрянице и струйками спекшейся крови он выглядел странно, но все же был обычным человеком из плоти и крови, удивленно присматриваясь к работающим у терминалов людям. Кто-кто, а он точно знал, что те были отнюдь не грозными ангелами, а людьми. В суматохе Гефсимании Стас не успел как след рассмотреть мессию. Но ничего необычного в нем не было: смуглое восточное лицо, глаза, внимательные и удивленные. В целом, каноничная внешность Спасителя, симметричные черты, не имеющие еще оттенков византийской иконописи. Они будут привнесены позже, на этот раз куда точнее и полнее, люди успеют запечатлеть живым. Почувствовав на себе взгляд он обернулся, но Стас не отвел и не опустил взгляда, всматриваясь в едва отливающие сталью глаза. Спаситель как-то неловко, растеряно улыбнулся, Понтий же, сидевший рядом со Стасом вдруг спросил:

- Боги ли вы?

- Разве у человека непременно должен быть господин милующий и карающий, однажды должно стать равным, не возвышаясь над слабым и не склоняясь перед сильным.

- Знать бы, утверждение это или вопрос - покивал головой прокуратор - Смотря на это, вы боги, но глядя в глаза - люди. Я довольно прожил на свете, чтобы понять - боги глухи к мольбам смертных, сходят, когда нужно им. Им нет дела до судеб людских.

 Спаситель едва заметно вздрогнул, но ответил:

- Я пришел чтобы изменить, показать, что нужно верить в себя, а не придуманных богов. Пройдут сотни лет и эти, казалось бы простые слова будут извращены, соделывая меня далеким заоблачным божеством, милосердным, но чуждым милосердия. Но глядя на них имею радость ожидая рассвет. Пройдет время, иегемон, каких-то две тысячи лет, и сыны человеческие станут выше небес, дотянуться до самих далеких звезд, но в отличие от нас останутся куда больше людьми.

- Не хочешь ли ты сказать, что они наши далекие потомки? - распахнул в изумлении глаза прокуратор - Но как же боги?

- Боги - страх сумерек, они же - полдень, под которым исчезает обличаясь всякая ложь. Но между сумерками и новым днем темень разума, где безраздельно правят божества.

- Они есть вымысел разума, или и вправду за твердью небесной живут сходящие исполины?

- К сожалению, живут. Далеко не боги, не всегда исполины, но являющие себя таковыми, держа нас в путах страха и невежества сильнее железного ошейника. Я пришел сказать правду, оказалось, рано ее открывать, истина страшит неготовых, вам сейчас куда нужнее обычное милосердие и прощение если не других, то хоть себя.

- Дивны речи твои, Господи. Не мудрено что за них тебя ныне желали распять. Бесстыдство и корысть точит детей Израиля подобно ржавчине, право, мне не понятен твой выбор.

- Не здоровые нуждаются во враче, но больные.

- Мало мудрости принять смерть там, где надобно жить, некоторые раны прижигают каленым железом дабы не сгнила вся плоть. Но если сие уже свершилось, зачем же мы?

- Кто сказал тебе, иегемон, что единожды свершившееся является таковым навсегда? - повернулся к прокуратору Брама - Будущее куется не где-то и когда-то, оно вершится сейчас.

Прокуратор хотел ответить в духе римских мыслителей, но Путника позвали к большому окну сквозь которые были видны клубящиеся внизу облака.

- Мы засекли гонца, ты не поверишь...

- Поверю - скрестил руки на груди Брама - обычно случается именно то, чего совершенно не ждешь. Это тарсянин.

- Откуда ты знаешь?

- Синхр я, или погулять вышел? Пусть хоть что-то идет как положено. Господи, можно тебя на два слова?

 Мессия с готовностью шагнул к окну, прокуратор не желая терять лицо последовал за ним, опасливо посматривая вниз.

- Ты знаешь его, Господи? – шепнул прокуратор.

- Пока нет, наверное, скоро познакомимся.

Земля с бешенной скоростью понеслась им на встречу, иегемон прикрыл глаза прощаясь с жизнью, но чувство достоинства заставило смотреть смерти в глаза. Смутная точка внизу превратилась в несущегося во весь опор всадника. На боках скакуна выступило мыло, но всадник безжалостно его понукал, словно за ним гналась сама смерть. Впрочем, это было недалеко от истины. На пустынную дорогу упала полоса слепящего света, скакун захрапел и встал на дыбы сбрасывая всадника наземь.

- Савл, Савл, почто ты гонишь меня?

- Кто ты, Господи? - прикрывая глаза от слепящего света пролепетал дрожащий гонец.

- Я Христос, которого вы хотели распять.

- Что делать мне?

- Что делать, что делать - встрял другой голос - сюда иди. Простри руку свою... Пригнись! Екелемене, кто поставил на дороге посадочную опору?