Слияние вод

- Ой, товарищ Шарафоглу! - молниеносно приободрившись, сказал Наджаф. - Но в нашем букете-то не только колючки, - благоухающие розы! Как говорится, у курда много недостатков, но склонности воровать нету! Не так ли, дядюшка Рустам? Ты, конечно, со мною согласен? А если согласен, то почему молчишь, почему опять нещадно палишь трубку?

Рустам нехотя улыбнулся.

- В словах ты меня проворнее, старику не угнаться.

И вдруг он вспомнил анонимное письмо и спросил себя: "А не Наджаф ли?" Эта мысль, словно мгновенная вспышка ночной молнии, ослепила Рустама. Он даже зажмурился, протер глаза... Пробормотав, что идет за табаком, он вылез из-за стола, отошел к дверям и оттуда еще раз подозрительно осмотрел беспечно хохочущего Наджафа. "Фу, дьявол, не может этого быть!..." отмахнулся он и вернулся.

Сызмальства Рустаму хлебосольство, гостеприимство представлялись святыней. Велика была его ненависть к людям, делившим хлеб с хозяевами, умильно заглядывавшим им в глаза, а за спиною расставлявшим капканы на дорожке: авось да угодят ночью... По мнению Рустама, можно исправить вора, обманщика, конокрада, но не человека, забывшего законы гостеприимства.

И потому он не поверил, что Наджаф мог пасть так низко, - и письмо отправить, и примчаться вот сейчас с поздравлениями и подарками. И все-таки сомнения не покидали Рустама.

Заметив, как помрачнел хозяин, Наджаф спохватился, что перегнул палку, и решил быть серьезнее.

А Першан, счастливая уже тем, что мгновенно забывала обиды, шепталась с Гызетар, бойко постреливая глазками то в Гараша, то в Ширзада.

Брат погрозил болтушке, сделал сердитое лицо; Ширзад вздохнул - и отвернулся, стакан, чая остывал перед ним.

Майя тоже улыбнулась, любуясь золовкой, подумала, что сияющие молодостью глаза Першан согревают и радуют людей, словно предрассветная звезда муганских небес, возвещающая о приближении дня. Хорошая, чистая душою девушка! Как посчастливилось Майе, что у нее такая золовка! И свекровь, слов нет, чудесная. Говорит мало, а уж если скажет - как рублем подарит, улыбается - и всем понятно, что сердце у Сакины мягкое, любящее, сострадательное. Пуще всего Майя боялась, что пошлет ей судьба ворчливую, вечно всем недовольную, злую свекровь, о каких в сказках сказывают. И весь день Сакина на ногах, минуты не присядет, и хлопочет, и суетится, руки ее непрерывно заняты работой.

Конечно, Гараш неразговорчивостью выдался в мать, а ростом, фигурой, лицом - вылитый отец!

Да, отец его странный. Именно странный. Майя не может пока назвать его ни плохим, ни хорошим. Суждения Рустама-киши порою убедительны, мудры, в них скрыта какая-то прочность, жизненным опытом приобретенная. И все это нравится Майе. А порой Рустам-киши, сам, вероятно, того не замечая, несет такую чепуху, что и слушать стыдно: так и пахнет старорежимными порядками, или, как в институте говорили, "бекско-феодальными пережитками"... И эгоист он, в его манере держаться угадываешь привыкшего к власти человека, будто на всех смертных смотрит свысока: дескать, никто ему не по плечу. Радоваться надо, что Гараш сердцем удался в мать - чуткий, ласковый. И Майю любит верно, страстно. Майя всегда мечтала, чтоб муж был в нее влюблен как сумасшедший. Вот Гараш точь-в-точь такой: его любовь словно низвергающийся с горы водопад! Майе нравится эта безрассудная, сумасшедшая любовь! Майя хотела, чтоб ее возлюбленный был чутким, и угадывал по ее глазам, желания, и покорялся этим желаниям, оставаясь сильным, гордым.

Ее Гараш именно такой!

6

Украдкой от гостей Сакина вызвала мужа в соседнюю комнату.

- Аи, киши, чаем сыт не будешь, сейчас за вино примутся, что готовить на ужин? Барана зарежешь или мне быстренько состряпать чихиртму из курицы?

- Ничего не нужно, - усмехнулся Рустам. - Принеси масла и сыра, свари десяток яиц...

- Странный ты какой-то сегодня, киши, - упрекнула Сакина. - Ну, чего опять насупился? Днем был веселым, милым, а сейчас... Прошу, киши, не омрачай светлый день. И Майю жалко, ведь она по любви к нашему сыну пришла в дом. Пусть и ей будет легко...

- Ладно, ладно, - проворчал Рустам. - Сам зарежу барана, готовь шашлык. Гарашу скажи - пусть петушков прирежет на чихиртму. Такая компания одним блюдом не обойдется. Умно говорили деды: "Назвался Кер-оглу мельником - не жалей зерна для жерновов". - Он помолчал. - Для нас накроешь стол здесь, для вас - в той комнате.

- Не пойму тебя...

- Обычаев не знаешь, что ли? Мужчинам - здесь, женщинам - там. Теперь поняла?

Жена только головой покачала: "Ну-ну... Додумался!" Хотела возразить, но раздумала: "Сам образумится, пока буду стряпать..."