Слияние вод

- У Кара Керемоглу не Дом культуры, а курятник! Птичья клетка!... раздельно сказал Рустам, а когда кто-то из колхозников засмеялся, и сам раскатился самодовольным хохотком. - Наш будет и выше, и вдвое вместительнее! Летняя открытая веранда и зимний, зал для кино и спектаклей! Разве у них Дом культуры? - Рустам в недоумении развел руками. - Низенький, вытянулся в длину, как скотный двор! Действуй! - приказал он Салману и, с кряхтеньем поднявшись, направился было в свой кабинет, но Ширзад остановил его.

Слушая юношу, Рустам нетерпеливо хмурился.

- Слушай, занимайся лучше своим участком. Все сам знаю...

- Тогда соберем закрытое партийное собрание, - ровным голосом сказал Ширзад.

- Ай, молодец! Нашел время собрания созывать! Пахать надо, а не заниматься международной политикой! А где... оратор-то? Этот... Наджаф?...

Так разговаривать в присутствии колхозников с секретарем парторганизации было, во всяком случае, нерасчетливо, Рустам это сознавал, но уже не мог остановиться. Ему надоели непрерывные пререкания с Ширзадом и Наджафом. В прошлом году обошлись без их советов и - что же! - собрали неплохой урожай. И в прошлом году в колхозе была партийная организация, но секретарь ее, Сулейман, теперь перебравшийся в районный центр, не выходил из повиновения.

Раздувая усы, председатель уже взошел на высокое крыльцо и потянул к себе дверь, как раздались пронзительные крики: "Подожди, подожди!" - и во двор вбежала тетушка Телли.

- Эй, эй, придержи шаг! - зычно кричала она, на ходу засучивая рукава клетчатого платья, будто готовилась схватиться врукопашную. - Где твое слово, мужчина?... Ты когда мне обещал дать грузовик под кирпичи? У меня дом развалился, внуки живут на ферме, в степи! Зимой купила кирпич, так и валяется в районе!

- Уймись, арвад! Люди, люди слышат, - стыдно! На грузовиках возят навоз, удобрения! - ответил председатель.

- Ай, как стыдно!... Прямо от стыда помру! - завопила еще громче тетушка, карабкаясь на крыльцо и догоняя Рустама. - Своим прихвостням небось всегда даешь грузовик, а рядовой труженице не можешь. "Навоз! Минеральные удобрения!" - передразнила она Рустама. - Стыда у тебя, я гляжу, нет!... Одна я весь день удобрения вожу на арбе, одна! Завтра же пошлю в Баку жалобу!

- Жалуйся, жалуйся! Вон и писарь рядом, - Рустам-киши кивнул на Ширзада. - Он тебе мигом настрочит любую жалобу!

И, оттолкнув тетушку, вошел в правление.

8

Все последние дни Ярмамед, встречаясь с Ширзадом, подмигивал с видом заговорщика и нашептывал:

- Ты одинок, у тебя нет опоры, береги себя. Задавит тебя Рустам-киши, обязательно задавит!... Он уже тень твою мечом рассек пополам!

В конце концов это смертельно надоело Ширзаду, и он пригрозил счетоводу:

- Если услышу хоть слово, посажу тебя лицом к лицу с Рустамом и заставлю повторить все мерзости.

Ярмамед так и сжался от страха. Кое-как он отсидел день в конторе, цифры плясали перед его глазами, то сливаясь в серую пелену, то рассыпаясь, словно горошины.

"Ведь добра ему желаю, добра! - недоумевал Ярмамед. - Неужели этот сын жабы Салман нашептал ему о тридцать седьмом годе? Нет, не похоже!... Предупреди я таким манером Салмана, так тот сто раз бы по плечу похлопал, рассыпался в благодарностях".

Вечером, когда правление опустело, Ярмамеду стало невмоготу. Сомнения измучили его. Ширзад и вправду способен рассказать Рустаму, тем более что зарится на его дочку... Как же Ярмамед посмотрит в глаза своему владыке? Придется собрать свое барахлишко и смыться не только из колхоза - из района. А не успеешь сбежать - Рустам впихнет Ярмамеда в пахталку и станет пахтать его, как кислое молоко, а потом из айрана слепит сыр и накормит им псов. Вот как будет-то!... Эх, наивный, наивный Ярмамед! А ведь как будто правильно рассчитал: если на собрании Ширзад резко критиковал председателя, значит, теперь он будет собирать любые сплетни о Рустаме. Салман так и поступает: копит всякие неблаговидные слухи о председателе, а сам лебезит перед ним, выслуживается. Да, не ошибались те деревенские мудрецы, которые говорили, что поэт Ширзад не отрывает глаз от звезд, а потому часто спотыкается.

Ярмамед спрятал бумаги в шкафчик, запер дверь, положил привязанный к тряпочке ключ в условное место на веранде и поплелся домой.

Вспомнив, что Ширзад - поэт, он несколько приободрился: поэт доносами заниматься не станет. Побрезгует!... Но едва Ярмамед сделал несколько шагов, как страх снова овладел его душонкой. Парторг может проболтаться своему дружку Наджафу, а тот - жене, а Гызетар - закадычной подружке Першан, а председательская дочка - папаше. Тогда все пропало!...

Почувствовав, что у него застучали зубы, Ярмамед придержал подбородок рукою. Пуста была улица, в домах ни огонька, тишина, как на кладбище, только грязь чавкала под ногами.

Может, лучше всего побежать к самому Рустаму и повиниться, воскликнуть, рыдая: "Прости, великий мой покровитель, по неведению, разгорячившись, сказал лишнее!... Не всегда язык повинуется разуму. Родственники - и то друг о друге сплетничают. Верным сторожевым псом всю жизнь буду, прости!..."