Слимперия

– А то, – охотно подтвердил Мар. – С голоду не помрёшь, гарантирую.

– Очень хорошо, – Семён взял со стола железный стакан, протянул его Хайку, – спрячь в сумку да смотри не потеряй. Ценная вещь, куда как поважнее шара предсказаний будет! – Хайк недоверчиво усмехнулся: что может быть ценнее магического шара? Но возражать не стал, положил стакан на самое дно.

– Ой, смотрите, смотрите! – закричала Олия, с ужасом показывала на ящерицу пальцем, – совсем с ума сошла! Чокнулась…

Семён поглядел на ящерицу и расхохотался: рептилия, вконец очумев от пива, лихо плясала на бочонке, то и дело показывая в сторону хижины шамана разные непристойные жесты; дули у ящерицы получались неважно, пальцы на лапках были коротковаты, а всё остальное выходило убедительно.

– Не обращай внимания, – отсмеявшись, посоветовал девушке Семён. – Обычная пьяная ящерица, эка невидаль… Пивус рептилис называется, местный вид. Очень редкий! – Объяснять Олии историю чокнутой ящерицы Семён не хотел, зачем человека зря расстраивать.

– Мы всё же переносимся или нет? – вежливо напомнил Мар. – Или на пьяных заколдованных шаманов любуемся?

– Переносимся, – махнул рукой Семён.

В новом Мире была ночь и шёл мелкий промозглый дождь: троица стояла на узкой улочке, мощёной тёсаным камнем – булыжники мостовой блестели как стеклянные в свете неярких газовых фонарей; сырые стены домов проступали за фонарями смутными тёмными пятнами. После жаркого Пёстрого Мира сразу стало холодно и Семён превратил свой легкомысленный наряд в более подходящую одежду: костюм вроде охотничьего, непромокаемый плащ с капюшоном и сапоги; Олия тоже организовала себе нечто подобное. Хайк, как человек закалённый и непривередливый, на плохую погоду внимания обращать не стал. Да и не было у него костюма-хамелеона…

– Мар, где мы? – Семён шёл, пытался разглядеть в сырой мгле вывеску гостиницы. – Что за Мир?

– Да кто ж его нынче знает, – вздохнул медальон. – Я использовал адрес одной из лучших гостиниц Виноградного Мира, хороший Мир, там всегда лето и народ очень дружелюбный, особенно если ты при деньгах. А куда попали на самом деле, не знаю: на лето ничуть не похоже, скорее ранняя осень. Да и архитектура… В Виноградном так не строят.

– Разберёмся, – Семён остановился возле одного из фонарей, вгляделся в слякотную мглу. – Смотрите, там на доме вроде вывеска какая-то есть! Может, всё же гостиница? И чего у них такая темень, ни одно окно не светится… Мар, ну-ка, подсвети, – Семён шагнул ближе к дому.

Во вспыхнувшем матовом свете на вывеске обнаружились старательно нарисованная волчья морда с оскаленной пастью и, чуть ниже, надпись: «Волчье логово»; ещё чуть ниже: «Гостиница». А ещё ниже, совсем мелко: «На твой страх и риск, путник».

Семён замер на пороге в нерешительности:

– Подозрительная какая-то гостиница! Может, ну её? Давайте другую поищем, без предупредительных надписей. Что-то у меня на душе неспокойно…

– Глупости, – Олия смахнула с лица дождевые капли. – У моего дедушки во дворе замка бассейн есть, там на табличке тоже написано: «Купайтесь на свой страх и риск!» Ну и что? Купаются же! Иногда. Когда крокодилов оттуда убирают… И никто ещё не утонул.

– А крокодилы в бассейне для чего? – поинтересовался Хайк. – Для экзотики?

– Дедушка мне не говорил, – Олия поёжилась. – Симеон, я замёрзла! Сколько можно думать… – Семён толкнул дверь.

В гостинице было тепло, сухо и почему-то слегка попахивало зверинцем; вдоль стен небольшого зала-вестибюля стояли видавшие виды диваны с кожаной обивкой – местами основательно порванной, но аккуратно зашитой. Также в вестибюле были разожжённый камин и множество картин, развешанных между настенными светильниками над спинками диванов: всё это создавало ощущение спокойствия и уюта; за гостиничной стойкой никого не наблюдалось. Сбоку от стойки находилась высокая стальная дверь с надписью: «Вход»; на двери с непонятной целью был укреплён массивный засов.

Семён подошёл к стойке, хлопнул ладонью по чашечке звонка:

– Есть кто? Народ, отзовись! Постояльцы пришли.

– Зря шумите, – донеслось сзади. – Все на соревновании, будут нескоро, – голос был носовой, невнятный, словно говоривший хворал то ли полипами, то ли крепким насморком; Семён обернулся.

Возле входной двери – с той её стороны, в которую она открылась, потому-то говорившего поначалу никто не заметил – на диване сидел мужчина лет сорока: худощавый, с седой, по-военному короткой стрижкой и такими же седыми пышными усами, в чёрной мешковатой камуфляжке, подпоясанный широким ремнём. У мужчины было мрачное выражение лица; в руках он держал развёрнутую газету. Видимо, мужчина как раз читал её, когда вошли новые постояльцы.

– А как же нам тогда… э-э… вселиться? – полюбопытствовал Семён. – Сидеть и ждать, что ли? Неизвестно сколько.