— О чём там говорится? — поинтересовалась она.
— Про возрождение драконов, прославление самоубийства и бла-бла-бла. — бросил он с неким отвращением кусок бумаги обратно на стол — И да, я, похоже, знаю, как зовут этого драконьего жреца – Рагот.
Серана промолчала. На её лице читалось непонимание и отвращение к драконьему Культу.
Они направились к левой двери. Пройдя вниз по лестнице, Довакин заметил разлитую по всему длинному полу коридора грязно-оранжевым цветом жидкость, которая отблескивала всеми красками радуги на поникшем свету. Серана указала на подвешенные под потолком глиняные горшки, в которых горел огонёк.
— Можно превратиться в жаркое…и я вижу несколько саркофагов далее по коридору… — намекая ей, произнёс Дова и посмотрел на Серану, как бы прося разрешение у неё.
Та лишь одобрительно кивнула и сразу послышался глубокий шёпот Довакина:
— ЗУЛЬ Мей ГУТ. — вдруг, спустя секунду, Серана услышала оскорбление “Эй, злокрысья морда!”, гулом проносящееся по всему помещению и уходящее дальше, не имея никакого изначального источника, что повергло её в недоумение, ведь Довакин только произнёс драконьи слова Крика Голосовой бросок. Ожидаемо, крышки двух саркофагов, стоящих у стен по обе стороны, отвалились и оттуда вышли драугры. Из дальних дверей так же появились две пары глаз, сияющих голубым свечением. Очень недовольные и оскорблённые драугры, рыча, пошли на неопознанный источник столь оскорбительного звука, начав искать нахала.
Подловив момент, когда мертвецы зашли в лужи с горючим, Серана ледяным шипом очень метко сбила один кувшинчик, от чего тот стремительно полетел вниз. Весь коридор вспыхнул, как спичка, осветив своей невыносимой яркостью героев, что стояли подальше от горючего, на лестнице. Уже привыкнув к такому свету, они смотрели в огонь, что вился своими языками пламени аж до самого потолка, который поглощал тёмные силуэты в древних нордских доспехах.
Подождав, пока огонь выжжет всё горючее, напарники направились дальше по коридору, усеянному обгорелыми телами около пяти драугров, что пригорели своими остатками мышц и сухожилий к своим металлическим доспехам. Зловонье стояло невыносимое: горелое мясо, вперемешку со спалёнными волосами и гнилью.
— А на их месте могли бы оказаться мы… — задумчиво произнесла Серана, глядя на искривившееся лицо Довакина, что махал своей рукой перед своим носом, безнадежно пытаясь хоть как-то отогнать эту нестерпимую вонь.
— Ага… — еле выговорил он.
Ввалившись в следующую комнату и поскорей закрыв за собой деревянную дверь, нашим героям предстала ужасающая своей жестокостью картина: в центре комнаты были Ядовитые колокольчики – очень красивые цветы, с пышными, многослойными лепестками цвета индиго, и красивые кусты Снежеягодника – ветвистого куста с зелёными листьями и гроздями красно-багряных ягод, которые были высажены по всему краю перекопанной и углубленной земли, в которой лежали забальзамированные и завёрнутые в льняную ткань, тела маленьких детей разных возрастов, но в основном количестве – совсем малютки. Их насчитывалось около пятнадцати непогребенных.
Увидев это, они попросту опешили от такой жестокости и бесчеловечности. Молча стояв на пороге закрытой двери, пара смотрела на это всё и у каждого из них воспроизводились и создавались те возможные события, которые в итоге привели к подобному зверству.
— Я…просто…не понимаю… — шёпотом сказала Серана, накапливая на своих глазах слёзы. В её голосе слышалась потерянность и ярая обида.
Дова потерял дар речи вообще. Он было хотел что-то сказать, но звук ударился о накативший ком в горле и не высвободился наружу, завянув внутри.
Постояв в потрясении ещё несколько секунд, Довакин понимающе положил руку на плечо спутницы, как бы говоря, что нам нужно идти, и они медленно пошли дальше, обходя это зверственное и незавершенное захоронение, попутно рассматривая маленькие тела.
В дальнем конце комнаты, была лестница из сруба, что повела их как раз к той решётке, где рядом с ней находилась арка в соседнюю комнату, где была алхимическая лаборатория, в которой все яды и были созданы. Из лаборатории ещё одна лестница вела на тот широкий балкон, выходящий на трапезный зал. Остановившись в алхимическом помещении, в центре которого стоял массивный стол, который ломился от количества ингредиентов, лежащих на нём, Довакин взглядом зацепил листок бумаги, лежащий посреди этого хаоса. Взяв его в руки, он начал читать про себя:
— …
* “Но не можем же мы использовать эти яды против собственных братьев и сестёр! Этот план безумен! Несмотря на то, что главная лестница обрушена и в первых комнатах она найдут отравленных, нельзя ручаться, что они не примутся расчищать завалы и прорываться дальше, чтобы сжечь наши тела перед предшествием Алдуина!