Еще несколько секунд, и Эрван почувствовал, как он с громким хлопком врезался в ствол дерева, и одна из веток вышла из его живота наружу, пронзив тело молодого человека насквозь. Темноволосый мужчина вскрикнул, судорожно схватившись за торчавшую из его тела покрасневшую ветку, и стал осознавать, что свечение вокруг него померкло, полностью лишив защиты. Он висел не так уж и высоко, но ветка не позволяла ему упасть на землю. Эрван находился в подвешенном состоянии, как елочная игрушка, и наблюдал за тем, как бурные ручьи крови сползали вниз по стволу и образовывали внизу алые пятна. Молодой человек громко вобрал в себя воздух, затем выдохнул, пытаясь хоть как-то прийти в себя после такого удара.
Он напряг спину и потянул ее вперед, заставив ветку слегка сдвинуться назад. Повторив эти действия пару раз, Эрван отклеился от дерева и с криком полетел в сторону мокрой из-за его крови земли, после чего болезненно приземлился прямо на живот, но новой боли не ощутил, так как тело уже настолько онемело из-за неприятных ощущений, что перестало что-либо воспринимать вокруг себя.
Татьяна взяла автомобиль Себастьяна, и уже после вставления ключа зажигания в крошеное отверстие рядом с рулем пожалела об этом, так как машина завелась лишь с пятого раза, а после и вовсе казалась самым непослушным транспортным средством на планете. Машина Петра ездила так идеально, что управление ею вызывало сказочную эйфорию. А данный представитель инженерной мысли будто возненавидел рыжеволосую девушку с первых же минут и желал подчиняться только законному хозяину. Поэтому пришлось насильно привыкать к неудобному управлению и во время дороги думать не о расследовании, а лишь о собственной безопасности. Ей даже казалось, что еще немного, и она протаранит целую толпу автомобилей и не сможет повернуть руль в сторону, чтобы не сбить еще большее количество «железных коней». Оставалось только гадать, как Себастьян столько времени справлялся с этой машиной и ни разу не высказывался о ней с помощью нецензурных слов, которые сейчас выливались из уст Татьяны рекой.
Погода демонстрировала самые настоящие аномалии. Еще около часа назад все улицы были покрыты коркой льда, а теперь все вновь приобрело вид «снежной жижи», которая своим видом вызывала лишь тошноту, ибо напоминала рвотные массы. Татьяна не удивится, если к вечеру вся эта уличная гадость вновь замерзнет и превратит город во что-то невзрачное и опасное для передвижения.
Квартира Себастьяна находилась не так далеко, что довольно-таки обнадеживало, ведь Татьяна уже минут через десять наконец-то выйдет из этого железного творения на колесах и отдохнет от борьбы с ним. Через несколько метров ей следовало повернуть налево и пересечь торговый переулок, пропахший хлебобулочными изделиями и дешевой похлебкой, но автомобиль явно не собирался слушаться. Поэтому Татьяна не выдержала и, проехав еще немного и найдя подходящее место, остановила автомобиль и благополучно покинула его, ступив на «уличную блевотину», в которых ее сапоги моментально утонули.
— Как же я ненавижу этот день! — проворчала женщина и с громким стуком захлопнула дверь машины, после чего закрыла ее на ключ. — Пусть Себастьян сам увозит свою машину отсюда. С меня хватит.
Женщина ступила на тротуар и, укутавшись в пальто еще сильнее из-за поднявшегося сырого ветра, пошла вверх по торговой улице, за которой должен был появиться дом, где и жил ее напарник. Запахи свежеиспеченных пирожков и хлеба сводили с ума, и Татьяна мыслила о том, чтобы купить что-то из этого великолепия, но в данный момент времени стоит воздержаться, хотя бы потому, что денег в кармане было совсем немного, лишь парочка монет. Пекари то и дело призывали ее заглянуть в свою лавку, но Татьяна тщательно обходила их стороной и скромно улыбалась, боясь задеть их чувства своей незаинтересованностью. Впереди возник мальчик, раздающий газеты. Он был таким худеньким, что ветер едва не сбивал его с ног. На нем имелась лишь тоненькая рубашка и штаны на подтяжках. Татьяна боялась представить, насколько сильно он продрог за это время. Проявив к нему чувство жалости, женщина вернулась назад и купила на завалявшиеся в ее карманах монеты булочку с яблоком и после отдала ее мальчику, который изобразил на лице такое счастье, что его хватит, чтобы заразить весь мир положительными эмоциями.
— Спасибо! — восторженно вскрикнул он и, зажав стопку оставшихся газет под подмышкой, прижался к стене здания и принялся кушать подарок Татьяны, с благодарностью поглядывая на рыжеволосую женщину.
— У вас доброе сердце, юная леди, — послышался чей-то старческий голос поблизости. — Я чувствую в нем свет, он слишком ярким, чтобы его не заметить.
Татьяна с удивлением обернулась и увидела перед собой крошечную старушку, которая явно была слепой и ориентировалась только по деревянной трости. Бабушка подошла к Татьяне и улыбнулась. Хоть пожилая женщина и не смотрела в ее лицо, Хапперт сразу же осознала, что улыбка адресована именно ей.