Слёзы Лимба (СИ)

Татьяна взглянула на Анну, которая сидела у окна и смотрела куда-то вдаль, ничего не замечая вокруг. Девушка хотела верить, что эта милая женщина полностью чиста и ни в чем не замешана, но сомнения терзали ее сознание, в голове мелькали совершенно безумные теории, каждая из которых желала получить подтверждение. И у детектива не оставалось ничего, кроме как продолжить путь к поиску истины.

Анне было гораздо тяжелее подниматься по лестнице наверх, чем пару лет назад. Преклонный возраст без устали давал о себе знать, но женщина упрямилась и сопротивлялась времени, пытаясь делать все так же, как в молодом возрасте. Но боли в суставах, проблемы с дыханием не давали бедной Анне забыть о непрекращающемся старении, что, в конечном итоге, заставило ее смириться и беречь свой «ржавеющий» организм. В первое время трудно привыкнуть к тому, что твоя молодость уходит, что прошлое больше не вернуть, но потом тебе нравится старость, ты находишь в ней лишь плюсы и вновь радуешься жизни. И Анна любила свою жизнь, берегла ее, как драгоценный камень, боялась упустить хотя бы один день и не сделать его значимым.

Ступеньки постепенно заканчивались, и через пару минут Анна смогла подняться на чердак, откуда доносились тихие звуки, исходящие от старого пианино. Женщина нервно потеребила пальцы и осторожно закрыла за собой дверь, чтобы никто не смог услышать эту прекрасную медленно текущую мелодию. Половицы предательски скрипнули и быстро выдали пожилую гостью таинственному музыканту, который прятался в тени и гибкими пальцами создавал умиротворяющую музыку, уверенно нажимая на клавиши, словно пианино было частью его тела, без которого он быстро умрет.

— Ричи, это я, — прошептала Анна и зажгла керосиновую лампу, стоявшую на покрытом толстым слоем пыли столе.

На чердаке было ужасно темно, поэтому без искусственного источника света не обойтись. Даже солнечные лучи с трудом проникали через намертво заколоченные окна, словно боялись этого места и старались обходить стороной.

Тусклая лампа осветила юношеский силуэт, смиренно сидевший за старым пианино. Анна улыбнулась музыканту и достала из кармана фартука свёрток, в котором покоилась все еще теплая еда, разносившая повсюду дурманящий аромат мяса и овощей.

— Я принесла покушать.

Юноша осторожно повернулся и показал женщине свое миловидное симпатичное лицо. Его слегка отросшие светлые волосы уже лезли в голубые глаза, но не могли скрыть их блеск, доброту и искренность, что можно было различить даже в темноте. Ричи смущенно улыбнулся и медленно подошел к Анне, осторожно ступая на половицы, будто до смерти боялся их скрипа. Он неуверенно взял сверток и с жадностью вдохнул исходящий от него аромат, прижав заветную пищу к носу, словно не хотел не различить какой-нибудь из этих многочисленных вкусных запахов.

Анна, с трудом сдерживая слезы, погладила парня по голове, затем медленно направилась к выходу, пытаясь что-то сказать напоследок, но слова не желали складываться в фразу, имевшую хоть какой-нибудь смысл.

— Ты уже уходишь? — удивлённо и слегка обиженно произнес Ричи, быстро раскрывая сверток с едой.

— Мне нужно уехать в город. Я скоро вернусь, — голос Анны дрогнул, и она, так и не попрощавшись, вновь ступила на лестницу, быстро спускаясь вниз, оставляя погрустневшего Ричи в полном одиночестве.

Татьяна до сих пор помнила их первое дело. Она была неопытной молодой девушкой, впервые вступившей на эту должность, Себастьян же находился на должности детектива в тот период уже десять лет, поэтому взаимопонимание между двумя напарниками сложилось не сразу. Татьяна рассматривала убийство с точки зрения доказуемых фактов, Себастьян наоборот всматривался в самые абсурдные теории, которые вряд ли могли найти подтверждение. Но в конце концов их умы слились воедино и стали тесно сотрудничать, гармонично дополняя друг друга. Возможно, они общались в первое время очень сдержанно и только о работе, но затем их деятельность все же помогла им найти общий язык, что, разумеется, облегчило раскрываемость преступлений. Без конфликтов и недопонимания не обходилось, Татьяна даже не скрывала свою неприязнь к своему опытному напарнику, но так или иначе они стали хорошими друзьями, и оба это понимали.