Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса)

Для поверхностного взгляда кажется несомненным, что погромный пожар, полыхающий в России в конце XIX и начале XX веков, argumentum primarium (решающее доказательство) максимы школы Эттингера о «врожденном» русском антисемитизме, а повальный уход евреев из страны рассматривается как реакция на этот антисемитизм, Однако историческая действительность указывает не на прямолинейный рационализм Ш. Эттингера, а на вывод о том, что царский антисемитизм представляет собой агонию самодержавной власти и фиксирует стадию, предшествующую его полному краху; превращение еврейства в своего врага входит в число ошибок, предопределивших летальный исход бездарного правления. А еврейская эмиграция, случившаяся после погромов и потому ставящаяся в причинную связь с ними, есть пример логической ошибки post hoc propterhos (после этого, значит по причине этого). Данное обстоятельство еще более оттенило мысль Солженицына, что еврейские погромы не стали разделителем между русской и еврейской культурными корпорациями и эти погромы вовсе не есть результат их духовной несовместимости.

Массовый исход евреев в эмиграцию (по некоторым данным, Россию покинуло от 1, 3 до 1, 8 млн. человек), казалось, подрывает фундаментальную основу существования русского еврейства в качестве общественно-самостоятельной консолидации, а с формально-структурной стороны такое положение объективно нарушает формационную целостность русского еврейства. Однако более тщательное ознакомление с реальной еврейской действительностью не дает оснований для подобных суждений. Известный в среде русских маскилим Израэль Белкинд писал: «Можно услышать мнения, что заселение Эрец-Израэль и вместе с ним – Хиват-Цион и сионизм – родились внутри погромов 80-х г. г. Мнение это совершенно неверно. Действительно, эти погромы сыграли большую роль в национальном возбуждении, но они дали ему только внешний толчок. Почва была подготовлена заранее» (1999, с. 132). Автор имеет здесь в виду палестинофильскую «почву», развившуюся сингенетично с самим русским еврейством. Очень небольшая доля эмигрантов (2 – 4%) отправилась в Палестину, основная масса устремилась в благополучные страны американского континента, Австралию, Южную Африку, – следовательно, руководящая мотивация процесса не была обусловлена духовной палестинофильской тенденцией, а являлась вполне земной материальной потребностью, а, если судить по ярким рассказам Шолом-Алейхема, простой еврейский люд бежал не столько от антисемитизма и произвола властей, сколько от ужасающей бедности и беспросветной косности местечкового быта и также невыносимого гнета старины. В таком случае подобная эмиграция выглядит как стихийная форма процесса хаскалы в той части, где предусматривается избавление от удушливого талмудистского жизнепорядка, – излюбленной темы еврейских писателей-просветителей. Это обстоятельство находит подтверждение в особенности миграции евреев из России, на которую обращали внимание все исследователи и о которой говорит Солженицын: «Заметно и отсутствие лиц образованного слоя евреев, казалось бы наиболее угнетенных в России, они как раз не эмигрировали, – от 1899 до 1907 составляли чуть больше одного процента. Еврейская интеллигенция – нисколько не склонялась к эмиграции, она осуждала ее как отклонение от задач и жребия в России, где теперь-то и открывались пути активности» (2001, ч. 1, с. 311-312). Аналогичным выводом ознаменовались исследования Г. Я. Арансона: «Но наряду с эмиграционистскими настроениями, подавляющее большинство в русском еврействе сознавало, что оно должно продолжать свою жизнь, свое существование и свою борьбу на месте, в России» (2002, с. 215-216).