Читаем Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса) полностью

Итак, русско-еврейский культурный альянс в том виде, в каком он исторически сложился, дарует еще одну познавательную особенность, которую возможно назвать палестинским (еврейским) эффектом: культура не может нарождаться вне связи со своими историческими корнями и со своей материнской средой. Каждая еврейская натура кентавроподобного строения, несущая в себе с рождения ген Иерусалима, спонтанно предрасположена к восприятию культурного веяния, но только чисто духовной породы. Именно это качество еврейской духовности вызывает ту легкость, изумляющую серьезных аналитиков, с какой евреи вписываются в любую культуру. Американский историк М. Даймонт констатирует: «Если окружающая цивилизация была преимущественно философской, евреи становились философами. Так было среди греков. Если ее возглавляли поэты и математики, евреи становились поэтами и математиками. Так было среди арабов. Когда она была научной и абстрактной, как в современной Европе, евреи становились учеными и теоретиками. Когда она была прагматической и городской, подобно американской, евреи становились прагматиками и горожанами» (1994, с. 157). Хотя проведенные американским аналитиком параллели вряд ли верны и ассоциативно произвольны, но общая мысль совершенно справедлива и палестинский эффект представляет собой конкретизацию более понятного и более широкого национального самосознания, воплощая последнее в точный образ первородного мира в составе национального лица как императив культурного производства. Именно для культурного творчества еврейское сознание отполировало в своем естестве сионистское созерцание, то есть осознание своих национальных корней в качестве генератора духовных продуктов. При известных основаниях можно объявить, что сионизм есть культуроносная связь индивидуальной души с местом рождения национальной культуры. Вековечное тяготение к Сиону и Иерусалиму материализовалось в транспортную функцию, отбытие в Палестину и обуяло еврейство не в средневековую эпоху всеобщей ненависти с ее жуткими погромами, с бессердечными изгнаниями и насильственным крещением еврейского населения, а в России, когда русскому еврейству открылся доступ к русской культуре и где русское еврейство, обладая культурной сверхчувствительностью, ощутило потребность в полновесном национальном облике.

Но если тяга к Иерусалиму заложена у евреев в подсознании, то русская творческая мысль выставила это качество неразрывной духовной связи с историческими корнями в форме сознательного продукта. Идея воздействия географического местообитания и месторождения народа на его духовное здоровье была последним словом великого русского философа П. Я. Чаадаева, а у другого великого русского философа Г. В. Плеханова эта идея была превращена в идеологию так называемого географического материализма. И, наконец, редко какая философская мысль бывала когда-нибудь отлита в столь совершенную эстетическую форму, как в русской поэзии, а апофеозом стали изумительные строки А. С. Пушкина:


Два чувства дивно близки нам -

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века

По воле Бога самого

Самостоянье человека,

Залог величия его…

Животворящая святыня!

Земля была без них мертва,

Без них наш тесный мир – пустыня,

Душа – алтарь без божества.


Таким образом, палестинского эффекта у русской духовности как будто не наблюдается, – она твердо укорена в свою почву, – но зато процесс развития еврейского духа, который никогда и нигде не затихал в условиях рассеяния, в русском еврействе был многократно активизирован русской культурой, – в этом состоит принципиальное отличие русской еврейской диаспоры от европейской, – и тем самым именно русская культура склонила еврейское сознание к палестинофильству, то есть к зачатию сионизма. Без национальных святынь, как дивно сказал А. С. Пушкин, «Душа – алтарь без божества» и поэтому евреи возвращаются и не могут не возвращаться на свою Землю Обетованную – собственную географическую и историческую родину, – побуждаемые внутренними инстинктами и оправдываемые русской мыслью. В дальнейшем будет показано, что эта операция при истинном понимании сути сионизма проходит в направлении не ущемления, а напротив, – духовного насыщения русской культуры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2
Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2

Понятие «стратагема» (по-китайски: чжимоу, моулюе, цэлюе, фанлюе) означает стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. «Чжимоу», например, одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость.Стратагемность зародилась в глубокой древности и была связана с приемами военной и дипломатической борьбы. Стратагемы составляли не только полководцы. Политические учителя и наставники царей были искусны и в управлении гражданским обществом, и в дипломатии. Все, что требовало выигрыша в политической борьбе, нуждалось, по их убеждению, в стратагемном оснащении.Дипломатические стратагемы представляли собой нацеленные на решение крупной внешнеполитической задачи планы, рассчитанные на длительный период и отвечающие национальным и государственным интересам. Стратагемная дипломатия черпала средства и методы не в принципах, нормах и обычаях международного права, а в теории военного искусства, носящей тотальный характер и утверждающей, что цель оправдывает средства

Харро фон Зенгер

Культурология / История / Политика / Философия / Психология