Слипер и Дример

— Кутунгескэ джаляб! — отозвался кот, ёрзая когтями в механизме капкана. — А я ведаю?

Они очнулись посреди поля, с лапами, зажатыми в железные тиски. Было тупо, больно и

обидно. Загребущая длань Загрибуки была надёжно придавлена между двумя полосами стали. Но

38

8

его любимая жёлтая шапка с синим большим помпоном была тут как тут, на голове. Кот же, в

свою очередь, возблагодарил Потолочное Разумение, что в капкан попалась его лапа, а не хвост.

— «Гррринписа» на них нету! — зло шипел Башкирец, пытаясь разжать ржавую пружину.

Пока вокруг было тихо, но небо становилось муторно темнеющим, что предвещало скорую

грозу. А вымокнуть под ливнем коту представлялось ещё более обидным, чем теперешнее

пребывание в роли чьей-то добычи. В целом и общем, всё складывалось как нельзя более хреново

и чесночно.

— А если придут те страшные и ужасные странножути, которые тут ловушек этих

понаставили? — Загрибука совсем сник.

— Не моделируй! — отозвался Башкирский Кот и щёлкнул пружиной. Капкан открылся. —

Видал, астррроном? Победа интеллекта над рабством и насилием! Байрам мэнэн, кэзэрлэ дуслар!

Всем кумысу за мой счёт!

Кот деловито обошёл капкан, в котором корчился от тупой боли и уныния Загрибука.

— Сейчас мы тебе выпишем досрочное освобождение! — вжикнул сердито Башкирский Кот

отточенными клыками и взялся за второй капкан.

После недолгих мучений с матерными выражениями на многих языках вселенной, он таки

разжал тиски.

— Жги да гуляй! — хлопнул лапой Загрибуку по плечу кот. Помпон загрибукинской шапки

съехал на нос.

Освобождённый Загрибука обошёл ловушки кругом и сел на траву, оглашая нытьём окрестные

поля:

— Чего делать-то будем теперь?

— Доживем до понедельника и узнаем, что такое счастье! — огляделся хищно Башкирец.

— А где это мы?

— Загрибыч, спокуха, главное, что мы свободны и можем шевелить ластами в любом

направлении. Шаурррму из нас не сделали, и это радует. Глядишь, коли всё так пойдёт волшебно,

то мы и глазом не успеем моргнуть, как свалим отсюда и найдём нашу яркозвёздную дивизию.

— Эх, как они там сейчас?

— Дорррогой коллега, ничто так не омрачает жизнь на этом свете, как мысли о жизни на том.

Давай располагать тем, что есть в лапах.

Кот придирчиво осмотрел лапы, но в них ничего не было.

— В путь, прррофессор, — изрёк Башкирец. — Иначе…

— Я понял, «иначе» не надо, — поднялся Загрибука.

И они зашагали навстречу своей судьбе.

— Навстречу судьбе, — повторила томно Сонечка и философски развалилась на тёплом полу,

закатив глаза.

38

9

— Ой, что будет! — отозвалась с дивана переминающаяся с лапы на лапу Терюська. — А что

будет-то?

— А я знаю? — я погрыз кончик карандаша.

Нет, не подумайте, я не пишу им книгу на пергаментных листах. Современная цивилизация

одарила меня компьютером, и потому повествование появляется на свет путём выстукивания

буквочек на клавиатуре. Но ведь грызение карандаша для углубления процесса размышления

никто не отменял, верно? Поэтому наряду с компьютером на столе у настоящего писателя

должна лежать пара карандашей, исключительно для покусывания и загрыза. Рекомендую

также для писательского дела обзавестись печенюшками и чаем на расстоянии протянутой

руки, чтобы далеко за ними не бегать, иначе мысль может запросто ускользнуть. И никакие

Терюськи и Сонечки её уже не поймают. Мысль — не мышь. Тем более, не плюшевая.

— Ой-ой-ой, — перевалилась Соня на другой бок. — И не таких ловили!

— А ты мысли не подслушивай! — сдвинул я брови в её сторону.

Кстати, я уверен, что всякие там Сони и Терюськи прекрасно слышат и понимают