У входа в магазин стоял какой-то старик, с виду похожий на бомжа. Нелепо, не по сезону одетый, со спутанной бородой и длинными седыми волосами, не видевшими шампуня несколько месяцев, он кутался в старый, непомерно широкий пиджак, подобранный с какой-то помойки. Видимо, старик вылез на свет божий из переулков за Тверской и теперь маялся в ожидании доброхота, готового поделиться денежкой на опохмелку. У меня доброе сердце. Особенно по утрам, пока я не столкнулся с грубостью и нахальством улицы. Сунув руку в карман, я вытащил измятую сторублевку, которой могло хватить на дешевую бутылку, и, поравнявшись со стариком, протянул ему купюру. Сначала он оглядел меня из-под припухших век. Взгляд оказался неожиданно живым и острым. Затем протянул руку и с поклоном принял деньги. Рука не дрожала. И вообще с близкого расстояния он никак не смахивал на алкоголика.
– Шел бы ты домой, отец, – сказал я. – Холодновато для твоего прикида. Замерзнешь.
– Я не могу замерзнуть, – ответил он. Голос был сильный. Глубокий.
Меня толкнули сзади. Я загораживал вход. Надо было или зайти внутрь, или посторониться. Я выбрал второе. Старик чем-то меня заинтересовал.
– Что, детей нет? – поинтересовался я. – Некому смотреть?
– Все вы мои дети, – ответил он.
На это трудно было что-то возразить.
– Может, купить тебе поесть? – спросил я.
Он отрицательно помотал головой.
– Ждешь тут кого-то?
Он снова отрицательно помотал головой. Я подумал, что смешно стоять тут вместе со старцем и надо бы зайти и купить сигарет. Но что-то меня удерживало.
– Ладно… Может, помочь чем? – поинтересовался я.
Он как-то странно взглянул на меня. Пожевал губами.
– Это я могу помочь тебе, – неожиданно проговорил он.
Честно говоря, я не сразу понял, как отреагировать. На всякий случай слегка улыбнулся.
– Чем же ты можешь мне помочь, отец? – мягко спросил я.
– Ты ввязался в дело, которое тебя не касается. – Тон его был довольно безапелляционным.
Я вздрогнул. Но потом сообразил, что эту фразу можно выдать любому человеку и любой найдет в своем активе дело, в которое не следовало ввязываться.
– Ну и во что я ввязался?
– Ты сам знаешь, – последовал уклончивый ответ.
– Я не знаю. Может, объяснишь?
Старик остро и пронизывающе взглянул на меня. Это был взгляд, абсолютно не соответствовавший его внешности.
– Ты не поймешь то, во что ввязался. Там много узелков… Много загадок. Брось это… Ты не созрел еще… Хотя… Может, и созреешь.
Пробормотав эту странную фразу, старик чихнул, пальцами вытер сопли и двинулся наверх, в сторону станции метро. У меня в мозгу зашевелилась догадка: уж не меня ли он ждал тут?
– Эй, отец! Постой!
Старик остановился. Обернулся.
– Скажи мне, кто ты такой? Чтобы мне знать, стоит тебе верить или нет…
– Я? Я тот, кто видит…
Сказав это, он повернулся и зашагал. Я смотрел ему вслед. Но он больше не оборачивался.
17
Итак, я ввязался во что-то. Во что-то, во что не должен был ввязываться. Но если есть судьба, значит, ввязался я не с бухты-барахты? Значит, мне суждено было ввязаться? Может, таким образом судьба меня воспитывала? И тогда старик бомж – или не бомж, а некто, правда, непонятно кто – был не прав? Может, мой дар сканировать людей не случайность и дан он мне с какой-то целью? Но вот с какой? И всегда ли судьба, если она, конечно, есть, направляет человека?
Я купил блок сигарет, киевский торт и вышел из «Елисеевского» со странным ощущением того, что со мной происходит нечто важное. Важное в первую очередь для меня. Но, честно говоря, я предпочел бы, чтобы со мной не происходило ничего. Чтобы меня оставили в покое. Не люблю я оказываться на передней линии. Героика не для меня. Предпочитаю наблюдать и делать выводы сугубо для личного пользования. Правильные или нет – это другой вопрос. Но зато я ответствен только перед собой.
Скоро я оказался у дверей конспиративной квартиры. Кто же все-таки вломился к нам? Странная встреча со странным стариком направила мои мысли в другом направлении. Я позвонил, хотя мог открыть и своим ключом. Но пусть коллеги видят, что я пришел только что. Нажав на кнопку звонка, я вдруг с некоторым запозданием сообразил, что мы не сможем рассказать Параманису о ночном визите, не объяснив, как оказались ночью в квартире. И значит, придется обойтись только упоминанием о слежке.
Щелкнул звонок. Дверь отворилась. На пороге стоял Параманис собственной персоной. И значит, я провел на улице и в магазине больше, чем собирался, и сейчас уже ближе к десяти.
– Опаздываете, Максим, – пробурчал он недовольно.
– Была давка в метро. Пропустил два поезда, – соврал я.
Он посторонился, пропуская меня внутрь. Я вошел.
– Что это у вас? – Он покосился на коробку.
– Торт. Киевский.
– День рождения у вас ведь в июне? – спросил он, давая понять, что прекрасно знаком с моей биографией.
– Это просто так. У меня хорошее настроение.
Он скривился. Видимо, не понравилось, что у меня хорошее настроение. И с шумом захлопнул дверь.
– А есть причины? Для хорошего настроения?
Это было сказано таким тоном, что я понял: у него настроение плохое. Но мне было на это наплевать.