Кажется, я просидела так целую вечность, словно ждала, что мучительное видение развеется. На самом деле прошла секунда-другая. Красная лакированная дверь закрыта. И Роб там, внутри. Я не имею ни малейшего понятия, что произошло и что делать дальше. Я двадцать четыре года в браке и думала, что знаю о муже все. Такое ощущение, что я совершаю «астральное путешествие». Или что сейчас Роб выйдет навстречу, хохоча над своим дурацким розыгрышем. И, конечно, всему найдется разумное объяснение. Или вместо Роба выйдет другой человек, внешне похожий, который одолжил его машину. У Роба на все найдется ответ, как всегда, но… у него ключ, и он сам открыл дверь. Значит, это не просто измена, а куда хуже. Семья на стороне. Он держал меня за полную идиотку. Я громко сожалела о распавшихся браках друзей, ни капли не сомневаясь, что уж нас-то это не коснется. Самонадеянность, она же беспечность – смертельный яд.
Но моей вины тут нет, ведь изменил Роб. Я разворачиваюсь и медленно бреду к машине, подгоняемая ужасом увиденного. А что, если это я во всем виновата?
Глава 20
Роуз распахивает дверь, и от ее широкой улыбки на душе сразу теплеет. Прошло около недели с тех пор, как я убежала из центра соцпомощи – прочь от Ника и его попыток объясниться. Но получилось, что одновременно я убежала и от Роуз; поэтому я очень обрадовалась вчерашнему письму и немедленно приняла приглашение.
– Я опасалась, что ты не придешь, – говорит она. – У меня всегда было впечатление, что тебя вполне устраивает наша болтовня за чашкой кофе у Ника в кабинете, а ближе ты общаться не хочешь.
– А я бывала тут раньше? – спрашиваю я.
Роуз качает головой и пропускает меня вперед, а сама идет следом по узкому коридору. Гостиная, светлая и на удивление просторная, обставлена очень старомодно: мебель обита ситцем в цветочек, от орнаментов, завитушек и лилий на коврах и обоях рябит в глазах. Роуз уходит приготовить чай, и я выглядываю сквозь тюль на окне свою машину. Меня немного нервирует, что она стоит у обочины в незнакомом месте. Палисадники вокруг многоэтажек разительно отличаются от идеально ухоженных газонов у Сашиной квартиры. Унылый вид на брошенные машины и тележки из супермаркетов – полная противоположность прекрасному парку.
– Тут мило. – Я отворачиваюсь от окна. Роуз ставит поднос с чаем на столик, накрытый кружевной скатертью. – Давно вы здесь живете?
– Всю жизнь. – Роуз взбивает диванную подушку и расправляет ажурную накидку на спинке кресла. – Здесь жили мама с папой; мне повезло, я сохранила право на аренду.
– Спасибо. – Я беру из ее рук чашку с блюдцем.
– Мама умерла два года назад, ей было всего шестьдесят два, а папа уже пять месяцев как в доме престарелых. Ему под восемьдесят. Я проведываю его каждый день. – Она печально улыбается. – Джо, я бы не справилась, даже если бы бросила работу в центре. Помогать некому.
– Не сомневаюсь, что ты сделала все возможное… Кстати, я тоже единственная дочь, – сообщаю я.
– Родственные души, – говорит она.
Приятно сознавать, что, вопреки всему остальному, за прошедший год я завела настоящую дружбу.
– Ты сказала мужу про Ника? – со свойственной ей прямотой спрашивает Роуз.
Я удивленно гляжу на нее.
– О чем ты?
– Да ладно, Джо. И так ясно, что между вами что-то есть. Я тебя не виню, он хорош собой.
– Не помню. – Щеки у меня пылают, и я рада сослаться на амнезию.
Роуз улыбается.
– Ты ему явно нравилась. Вы сидели вместе по вечерам, а меня отсылали домой. Я не хотела говорить, надеялась услышать от тебя. А Ник тебе рассказал?
Я решаю, что нет смысла отпираться.
– Он сказал, что мы договорились остаться друзьями. Ты действительно думаешь, что мы были любовниками?
Роуз предлагает мне печенье из старой жестянки со стертым портретом принцессы Дианы и принца Чарльза. Я жую кремовое угощение и рассеянно разглядываю банку с лицами печально известной пары.
– Позволишь сказать откровенно? – спрашивает Роуз.
– Разве ты умеешь иначе? – вымученно улыбаюсь я.
– Ты ничего толком не рассказывала, собственно, наоборот, пыталась скрыть, и все же, по-моему, ты собиралась уйти от Роба из-за его измены. – Роуз берет меня за руку, явно нервничая. Даже ее вечная прямолинейность дает сбой. – Джо, мне очень жаль. Ты сказала, что это из-за детей, но я тебе не поверила. С чего бы бросать такой прекрасный дом, рушить брак, которому двадцать с лишним лет? Должна была быть более веская причина.
– Может, это я изменила. Ник сказал…
– Думаю, интереса было больше с его стороны. Не с твоей.
Интуиция подсказывает, что она права насчет Ника, однако остается еще Томас – и преследующее меня наваждение. Я не могу поделиться этой историей с Роуз, да и все равно, даже если между нами что-то было, из-за него я не решилась бы уйти. Но допустить, что Роб изменил – это абсурд. Такой же, как и то, что он способен меня ударить.