Слишком большое сходство

Не дослушав, Женька подбежал к окнам деевской квартиры, увидел несколько маленьких безобразных пеньков – видно, рубили деревья бестолково, как попадя, торопясь. Вначале стволы искрошили у корней, потом надломили и вывернули. Вокруг даже щепок не было, только от пня тянулись длинные надорванные волокна. Женька обалдело замер на какое-то время, пытаясь понять происшедшее, будто надеясь, что все это имеет еще какой-то смысл, не столь очевидный и зловещий.

Подошел Деев, ощупал свежие пни. Женька, все еще не веря, все еще сомневаясь, достал спички и, посветив, уже четко и бесспорно увидел искромсанные пни.

– Да, – протянул он, оглядываясь по сторонам. – Как же это понимать?

– Вот и я хочу спросить – как понимать? – Деев, не поднимаясь с корточек, даже головой потряс, словно пытаясь освободиться от чего-то гнетущего, непонятного. – Мешало кому? Нет, под своим окном посадил. Может, украл я у кого эти дерева? Тоже нет, в своем саду вырыл, с собой вот привезли… Может, хулиганье?

– Какое, к черту, хулиганье! – Женька распрямился. – Будут тебе хулиганы деревья в кучу стаскивать, как же! – Женька вдруг замолчал. – Слышишь? – прошептал он злорадно. – Тащит.

– Что тащит? – не понял Деев, но тоже начал всматриваться в темноту, откуда все отчетливее доносился слабый скрежещущий звук.

– Дерево тащит, еще одно, слышишь?

Деев поднялся, распрямился, его кулаки сжались, он тяжело выдохнул воздух. По асфальтовой дорожке кто-то, торопясь, тащил дерево. Вот человек попал в полосу света, падавшего из окна, и Деев увидел, что это женщина. И тут же узнал ее – это была его соседка, она получила квартиру в том же подъезде, а работала в жилищно-коммунальном отделе. Он вспомнил, как она кругами ходила вокруг него, когда он с деревьями возился. Уже тогда, значит, затевала и, надо же, ничего не сказала.

Женщина почти бежала, разбрызгивая лужи резиновыми сапогами. В одной руке у нее было тощее деревце, видно, только что срубленное в конце двора, а в другой – маленький топорик. Подтащив дерево к общей куче, женщина бросила его сверху и тут же опасливо отступила в темноту.

– Это как же понимать, гражданка Замотана? – Деев неожиданно для самого себя вспомнил ее фамилию.

– Ой! Кто это? – Голос у Замотиной был низкий и сипловатый, но даже в этом невольном возгласе Деев почувствовал ее сварливость и какую-то охотную готовность ругаться.

– Сосед твой, – ответил Деев.

– А вот так и понимать! – Чутье Замотиной подсказало ей, что перед нею человек слабый, ничего не может он сделать, кроме как покричать, ногами потопать, на худой конец обзовет нехорошим словом. А в этом она была посильнее. И Замотина решительно бросилась в наступление: – Понатыкали, понимаешь, палок в землю, весь вид испортили!

– Это какой же такой вид мы испортили?! – заорал Женька. – Пустырь засадили? Грязь по-прикрыли? Не такая она, стало быть, красивая сделалась? Да?

Замотина посмотрела на обоих, соболезнующе покачала головой, явно наслаждаясь положением. Был у нее удар, верный и безотказный, которым не однажды побеждала в самом злом и отчаянном споре.

– Э-эх! – вздохнула Замотина. – Уж глаза позалили! Хороши соседи мне попались, веселое житье, я смотрю, у меня намечается!

– Веселое житье у тебя уж началось! – Деев решительно шагнул вперед, понимая в то же время полнейшую свою беспомощность.

Не знал он, не знал, как ему быть дальше, что позволено, что недопустимо. Все вероятные поступки смешались, и только что-то злое и несуразное ворочалось в нем и требовало, требовало выхода. Отныне его отношения с самим собой на многие дни вперед будут зависеть от того, как он поступит. Или будет уважать себя, как и прежде, или же придется что-то заглушить в себе, прятаться от себя, казниться, бродить по остаткам старого дома и объяснять себе, Кандибоберу, деревьям и облакам свою оплошность, а пес будет бродить за ним следом, глядя на хозяина жалостливо и разочарованно. Да, совершенно неожиданно Деев представил грустную собачью морду, и, странно, это придало ему сил, он ощутил уверенность в том, что в любом случае он поступит правильно, почувствовал уважение к своему протесту, к своему злу. Не думая, не зная, зачем он это делает, Деев наклонился и ловко вырвал топорик из рук Замотиной.

– Ты что же это натворила, а? – спросил он, шагнув к отпрянувшей женщине. – Ты что же это, паскудница, все деревья порубила, а?

– А потому порубила, что неправильно были посажены! – взвизгнула Замотина. – Надо же, своих деревьев понавозили! Вы еще собачьи будки во двор свезите, на лестничных площадках коров попривязывайте! Никак не вытравишь из вас кулацкое нутро!