Слишком большой соблазн

В ракетно-космической отрасли сразу говорят о создании преступного сообщества, сразу массово обыскивают, задерживают. Занимается этим сейчас в основном ФСБ, их организации выдан карт-бланш, структура остается в полутени и продолжает докладывать Кремлю о провинившихся чиновниках. Надо подобраться к информации про Яценко, на каждого есть компромат, даже на «великих и с крылами».

Кочетов внимательно изучил протокол обыска, что проводили в кабинете Яценко. В личных вещах ничего особенного: фотографии дочери, фотографии директора с известными учеными, гостями предприятия. На групповых снимках Владимир Николаевич всегда стоял в центре и серьезно смотрел в объектив, говорят, убитый был крутым мужиком, мог «пошинковать» любого, за словом в карман не лез.

Взгляд прокурора задержался на популярном фото: Яценко и Гладков, вернее Гладков и Яценко. Здесь генеральный директор был еще Володей, молодым человеком, не было никакой суровости во взгляде, а только обожание к Учителю.

А может, где-то дамочка в деле замешана? Вон, в Министерстве обороны от дам образовались большие проблемы, краснеют нынче генералы, что недоглядели за своим бабьим войском, когда те химичили с финансовыми документами. Дамочки знали про военных много, если их надолго закрыть, проблемы генералов удвоятся, вот и дали кому пять лет, кому десять — условно. Уж не позорились бы судейские, лучше уж сразу бы путевки в санаторий выписали. Да, все проблемы от дам-с, вот только свою первую любовь, свою первую жену Эльку Кочетов дамой никогда не называл, он говорил ей: «Моя девочка, мой ангел», — и больше никогда в жизни не произносил этих слов. Все коллеги считали прокурора скупым на эмоции, деревянным. А он знал, что если бы прожил жизнь вместе с Элькой, был бы другим человеком, совсем другим.

Иван вздохнул, он не прожил, он промучился, терпел, сцепив зубы, а когда было совсем тяжко, закрывал глаза и вспоминал ее руки, ее волосы, ее дыхание. Он стряхнул с себя Элькино наваждение.

— Личная тема отрабатывалась? Знаете, молодые люди, в американской армии супружеская неверность рассматривается как серьезная провинность, она делает участника связи уязвимым для шантажа.

— Ничего серьезного, — пожал плечами молодой следователь.

— А вдруг обещал и не женился?

— Смеетесь, Иван Николаевич? Ему сколько лет было.

— Ой, молодежь, молодежь. Он был мужчина в самом соку. Это вы не догоняете. Петрэус подал в отставку с поста главы ЦРУ в ноябре две тысячи двенадцатого года после того, как стало известно, что он вступил в интимную связь с журналисткой, автором его биографии, а он тоже был далеко не мальчик. — Прокурор встал с неудобного стула. — У нас, между прочим, тоже журналистка имеется.

— Ага, она хотела купить у него секреты родины, а он ей отказал. Да она даже интервью не успела записать, это отражено в материалах дела.

— Яценко часто давал интервью?

— Часто. А это было аккурат перед Днем космонавтики, почитаемым праздником «Орбитальной группировки». Существовала официальная договоренность на материал через пресс-службу, это подтверждено показаниями главного редактора газеты Егора Заурского.

— Надо еще раз побеседовать с журналисткой. Пригласите ее на завтра.

Кочетов узнал журналистку сразу — та самая девчонка с простоквашными глазами, как у Эльки. Когда он давал это глупое интервью о прослушивающем устройстве, она сидела напротив с диктофоном, кивала в такт его словам и смотрела так искренне-сочувствующе, что он даже испытал раздражение — что напишет эта пигалица о серьезном скандале?

Оказалось, он заблуждался, статья получилась интересной, яркой, сочной, прокурор даже представил перекошенное лицо мэра Вороткина, когда тот читал газету. Девчонка его провела, она оказалась острой на язычок, язвительной и умной.

— Здравствуйте, Юля Сорнева. — Иван Николаевич улыбался. Она снова прикинулась тихой серой мышкой, но его обмануть уже не удастся. — Мне очень понравилась ваша статья в газете.

— Спасибо. Если вдруг кто опять прослушивать будет, зовите. — В ее глазах искрились смешинки.

— Нет уж, не дозволим больше. Юлечка, вы толковый журналист, умная девочка, вы последняя видели Яценко живым, поэтому я вас попрошу, напрягите память, вспомните детали, что-то необычное.

Девушка достала блокнот, полистала его и грустно сказала.

— Вы знаете, для меня все казалось необычным, я первый раз была у Яценко в кабинете, впервые разговаривала с ним. Он почему-то нервничал, бегал с телефоном. Я его вообще раздражала, сразу не понравилась. Еще он мне показался агрессивным. Я не смогла настроиться на его волну, что неправильно, журналист должен чувствовать своего героя, симпатизировать ему, а тут был обратный случай. Секретарша его тоже меня невзлюбила. Короче, облом по полной программе. Я потом думала, какое же интервью могло бы у нас получиться?

— Вы ничего не придумываете?

— Вы меня спросили о наблюдениях, я отвечаю. Могу замолчать. И что он к своему телефону привязался, особенно странно. Бегал с ним, сердился.

— Если вы не встречались с ним раньше, то отчего вдруг такое раздражение?