Слишком борзая!

Явился этот паршивец лощеный, будто на смотрины. Лохматую шевелюру и шерсть на лице привел в порядок и выглядел теперь иначе. Сейчас Тимур уже не напоминал вышедшего из дремучих лесов Лешего. Нынче это был породистый красавец в упаковке от-кутюр и твердым торсом, чей ребристый пресс в виде чугунной батареи я проверила на ощупь.

Словно конь зашоренный, прёт, не замечая препятствий. Я и понять ничего не успела, как оказалась размазанной по стене. Схватил и набросился, жадно и нагло целуя.

Ума не приложу, как выдержала этот бешеный напор. Сопротивление таяло с каждой секундой, сердце срывалось в ускоренный бег. Внутри все горело, обжигало, как неожиданно проснувшийся вулкан, грозящий выжечь все вокруг.

Вижу лишь его орехово-карие глаза, в которых можно без вести пропасть. И задыхаюсь от переполняющих чувств. Полярно разных. От злости и обиды до пылкой страсти и желания вернуться в ту волшебную ночь, словно всего остального и не было.

— Снова? — как в дымке сна, переспрашиваю я.

Потерявший контроль над своими желаниями Тимур и не думал останавливаться. Не сдерживался совсем, сминая спину, заставляя прогибаться под себя. Требовательно и жестко стискивал бедра, прикусывал шею.

— Всегда, — хрипло бормочет Тим, как мне кажется невпопад.

Беда в том, что я и сама уже забыла, о чем спросила. По извилинам ускользает мысль о чем-то важном и тихо тонет в горячем вихре снова. Адреналин зашкаливал и теплым вихрем уносился в низ живота. От потирающегося грубого шва его брюк о тонкую ткань моего платья внутри закручивалась огненная, болезненная спираль.

Проклятье! Эта скотина шляется по холмам Туманного Альбиона две недели и как ни в чем ни бывало заявился ко мне. И руки свои похотливые распускает, подлец! Решил перед свадьбой оторваться? Прет напролом, будто хапнуть хочет напоследок и снова умчать за сотни километров.

Одновременно с этой отрезвляющей мыслью стена за спиной становится ледяной. Антураж вокруг перестает быть сказочным и возвращается в свой привычный вид. Вот дом, вот сад, а вот это крепкое и наглое тело в этом пейзаже лишнее!

— Пусти меня! Ты мне противен! — отталкиваю от себя этого гребаного мачо.

— Лгунья! Я вижу, что вызываю у тебя иные чувства, Милена. Ты влюблена в меня по уши, малышка, — самоуверенно произнес Тимур.

Чертовы омуты его глаз способны в транс ввести любого. В них нет ни капли сомнений. Даже сейчас, в испорченных штанах и с горящим задом, он умудряется быть властным и самоуверенным. Спокойно и с демонстративно снисходительной улыбкой отвечает мне. Гад! То, что его близость моментально кружит мне голову, еще ни о чем таком не говорит!

— Ты вызываешь у меня лишь недоумение, — фыркнула я, не собираясь признаваться в очевидном. — Раз уж ты выбрал себе в жены несчастную Холли, то значит, она нравится тебе гораздо больше других женщин! Поэтому убирайся отсюда!

Мысли о той, другой, недосягаемой, ужасно злили. Выводили из себя. Безумно неприятно чувствовать себя вторым сортом. Желанной быть лишь в его постели. Не за обеденным столом с семьёй, не в отпуске с детьми. Той, которую стыдясь скрывают от посторонних, под любыми предлогами встречаясь лишь на безопасной территории.

Эти невероятно опустошающие мысли придают мне сил, и я, наконец, избавляюсь от пьянящей близости Лондонского Денди. Выкрутив ему палец до адской ломоты, когда едва ли не трещат сухожилья, ныряю в образовавшийся промежуток и ухожу. Молча, не оборачиваясь.

Слезы начинают душить еще до того, как я понимаю их природу. Горечь обиды имеет слишком много граней, чтобы осознать, что из происходящего больнее ранит сердце.

Тяжелая рука с выпуклым плетением вен легла на мою талию, останавливая. Под задравшейся манжетой красовался край татуировки — печати дикой юности, как он сказал. В мой зад уперся внушительный бугор, по спине, прижатой к большому горячему торсу, тут же потопали мурашки.

Снова схватил, как первобытный дикарь! Я забыла, где нахожусь и что собиралась сделать.

— Холли скорее в твоём вкусе, чем в моём, Малышка! — обжигает горячее дыхание мою макушку.

Что? Бред того, что он говорит, еще не успевает мной перевариться, как Тимур повергает меня в шок следующим:

— Она убийца, Милена. А я всего лишь её следующая жертва.

Вопреки тому, что я каждый день погружена в расследования тяжелых преступлений и слово «убийца» для меня не что-то из остросюжетных книжек, я не сразу приняла слова Тимура за чистую правду.

Как ни странно в первые секунды в моей голове было скептическое: «Да ну конечно, так я и поверила!» и «На какое только враньё не идут почти женатые мужики!» И только потом: «Черт, а вдруг он говорит правду?!»

Развернувшись прямо в его руках, я уставилась на его подшерсток в треугольном вырезе водолазки. И почему меня тянет к этому мохнатому чудовищу? Почему голова идет кругом, стоит вдохнуть аромат его кожи? Какая-то неподдающаяся логике магия, способная сильную и дерзкую девчонку превратить в доверчивую овечку.

Ещё немного поглазев на торчащую из воротника мускулистую бычью шею, подняла взгляд к чертовым омутам.