— Ты разочаровала меня, Бетти. Я рассчитывала на более умного противника. Ты проиграла, сорри, — усмехнулась я в ответ нашей фирменной особо борзой!
Мы не теряли зрительного контакта до того момента, пока на меня надевали наручники, а её освобождали от верёвок. Схлестнулись взглядами, как заклятые соперницы, мечтающие переехать друг друга на трамвае.
Беатрис допустила непростительную ошибку, оставив меня в живых. Теперь мы сойдёмся с ней на поле закона, где каждая притащит в суд свою гору компрометирующих друг друга улик, о которой, я уверена, эта дрянь, конечно же, позаботилась. Зря она выбрала меня на эту роль.
Полицейский, протянувший руки, чтобы надеть мне наручники, застыл в немом изумлении, с ужасом разглядывая фиолетово-багровые следы от пластиковых хомутов, которыми были стянуты мои запястья на протяжении ночи. В его голубых глазах, обрамленных рыжими ресницами, отражался весь путь его мыслей. Видимо, и до него начало доходить, что после этой увлекательной фотосессии моя судьба была предрешена.
Однако вышколенный полицейский не стал злоупотреблять своей добротой и сопроводил меня к машине со всеми причитающимися украшениями и бубня себе под нос заученный текст для арестанта.
В отделении полиции мне откатали пальцы и поставили у чёрно-белой разлинованной стены, чтобы сделать фото с отметкой роста. Пипец, я прокатилась в Лондон. Двух дней хватило, чтобы прославиться. Папа будет рад.
Для допроса меня пригласили в обычный кабинет детектива, но очень быстро поняли, что без переводчика им не обойтись. В ожидании которого мне оставалось лишь с тоской поглядывать на толпящихся за окном репортёров.
Я разглядывала их через стекло, размышляя, как воспользоваться этим вниманием прессы к делу Норфолка, как вдруг толпа раскололась пополам.
Детектив, сидящий напротив меня, ошарашенно уставился на мои щеки, по которым градом катились крупные слёзы, и на мои губы, расплывающиеся в улыбке.
Словно три мушкетёра и один тощий Д’Артаньян, вышагивали Тимур, мои братья и Герман, не замечая препятствий в виде журналистов.
— Тимур и его команда, — хмыкнула я, утирая слёзы.
В открытую дверь я видела, как встретил их коп этого отделения, как настойчиво звал в ту сторону, в которую увели Беатрис. Но магнит в груди Тимура обмануть не удалось. Повернув голову, он через десятки метров коридора увидел меня.
Шагая по паркету, он не сводил с меня взгляда, и семенящие за ним полицейские никак не могли его остановить. Глупые людишки. Разве можно остановить движущуюся Гору?
Приблизившись ко мне, Тимур стремительно сгрёб меня в объятья, сжимая и оглаживая, словно ждал этого момента всю свою жизнь.
Женская натура — сложный механизм. Выдержав почти сутки в лапах убийцы, когда каждый визит психически неуравновешенного типа в сарай мог оказаться последним, я не проронила ни слезинки. Сейчас же, едва я почувствовала объятья сильных рук и ставший уже родным терпкий аромат парфюма Тимура, мою грудь едва не в клочья разрывало от того, что я с трудом сдерживала себя, чтобы не разрыдаться в голос.
— Малышка моя, ты в порядке? — спросил Тимур, утыкаясь в мои волосы над ухом.
В грязные волосы, которые таскали по пыльной траве и валяли в заброшенном, затхлом сарае. Тимуру было плевать и на моё серое, уставшее лицо, и на неопрятную причёску, и только влюбленные женщины способны переживать из-за внешности, оказавшись рядом с объектом своей любви.
В порядке — не то слово. Сейчас, прижавшись к его рельефным мышцам груди и оглаживая широкую спину от лопаток до изгиба узкой поясницы дрожащими пальцами, все мои мысли, всё нутро стремительно заполняются диаметрально противоположными ночному кошмару чувствами.
— Я сорвала твою свадьбу! Разумеется, я теперь в полном порядке! — попыталась отшутиться я, заглядывая в его солнечные глаза.
Царёв шарил по моему лицу, поджав губы и насупив брови, его взгляд свирепел с каждой новой обнаруженной ссадиной и царапиной. Могу руку на отсечение дать, что время, пока моё местонахождение не было известно, Тимур пережил с трудом. Я на его месте с ума бы сошла от своей же буйной фантазии.
Наверное, любовь — это какое-то тайное заклинание, иначе как объяснить эти невероятные ощущения в груди? Когда сердце то сжимается до размеров игольного ушка, то снова расправляется, колотясь так, что закладывает уши. И это я только в его глаза посмотрела, стиснув в руках твёрдый как камень торс.
Поцеловав меня в лоб, как священник, отпустивший грехи, Тимур отстранился, совершенно напрасно не замечая мой недовольный взгляд. Мне мало! Я не хочу выходить из кольца его рук вообще никогда! И я ужасно соскучилась по его требовательным губам, нахальному языку и даже по зарослям на его лице, которые до красноты царапают моё лицо.
В голову сразу полезли мысли, что он допускает мысли о том, что я действительно его невесту выкрала и мучила в целях наживы за её выкуп. Но прямо спросить об этом не успела, место Тимура тут же заняли Бес с Мироном, и даже Герман в два слоя обернул меня в свои длинные руки.