Слишком хорошая няня (СИ)

Никогда и никому не расскажу, сколько времени заняло у нас написать это без ошибок, и где там буквы, исполненные моей рукой.

Самый лучший папочка в мире молча стоит с подарком в руке, и я в панике думаю, что мы все-таки промахнулись. Надо было «паркер». Или шахматы из кости мамонта. Или гигантский глобус-бар. Или шкуру тигра.

Или…

Я не успеваю придумать еще какой-нибудь дикий подарок, вроде чистопородного жеребца или наложницы из дальних земель, когда Александр вдруг порывисто сгребает Дину в объятия и утыкается лицом ей в макушку.

Из-под его руки она смотрит на меня огромными испуганными глазами, а я прижимаю палец к губам.

— Не плачь, пап, ну не плачь… — она выворачивается из душащих объятий и сама гладит папу по голове.

Я тактично отхожу в сторонку ковырять обертку на своем подарке.

Дина свой подарила еще во время той прогулки — не смогла удержаться. Теперь у меня в комнате стоит метровой длины чупа-чупс. А вот в стильной вытянутой коробочке от Александра обнаруживаются изящные часики. Очень женские, довольно скромные на вид, но надпись Cartier на циферблате намекает, что я просто не умею видеть скрытую красоту. И угадывать цену.

Это очень… мило.

Но как-то странно.

Сама не понимаю, что не так.

Но мило.

На завтрак я быстренько делаю тонкие блинчики и целую Александра в щеку, благодаря за подарок.

— Дина, а тебе какой подарок больше всего понравился? — спрашиваю я.

Она болтает ногами, вся перепачканная в вишневом варенье и сметане и не задумывается ни на секунду:

— Мармеладный червяк!

Я закрываю ладонью лицо. В том числе прячась от укоризненного взгляда Александра.

Ну что поделать — пока она выбирала мне «чупа-чупс», я в том же магазине купила трехметрового червяка.

Ребенку пять лет, как будто он себя в этом возрасте не помнит!

— А тебе какой подарок понравился? — коварно спрашиваю я. — Мой или Динин?

Это подло, я знаю, но он умудряется выкрутиться:

— Лучший мой подарок — это утро. Эти блинчики, это солнце за окном и вы обе со мной за столом.

Он притягивает Дину и чмокает ее в макушку, а потом тянется ко мне.

Мы даже успеваем коснуться друг друга губами, прежде чем слышим возмущенное:

— Лала! Папа!

— Все, идем гулять! — объявляю я, и Дина убегает одеваться, оставляя нас вдвоем на целых пять минут, которые мы не теряем даром.

Гуляем втроем, неспешно пересекая на редкость пустынные улицы. Повсюду на снегу подпалины от фейерверков, разноцветные конфетти, пустые бутылки из-под шампанского, воткнутые в сугробы или столпившиеся возле урн.

В Михайловском парке кидаемся снежками — побеждает, конечно, Дина.

Мороз щиплет за щеки, но ей не холодно, она носится, раскрасневшись, и с размотанным шарфом. А нам горячат кровь поцелуи, которые мы урываем тайком, прячась за толстые стволы кленов и дубов.

— Знаешь, я никогда в жизни не был так счастлив, как сейчас, — с каким-то наивным удивлением говорит Александр, держа меня в объятиях и любуясь так откровенно, что я краснею.

Улыбаюсь ему в ответ.

Мне нечего сказать.

Наверное, я тоже.

Только никак не получается забыть, что три месяца работы няней по контракту скоро закончатся.

И кто мы тогда будем друг другу?

Он ничего об этом не говорит, а я не спрашиваю.

??????????????????????????Вечером мы все вместе ужинаем, Александр уходит в кабинет работать, а я укладываю Дину. Читаю ей «Путешествие Голубой Стрелы» — один из моих подарков, но мы не успеваем перелистнуть и двух страниц, как она засыпает.

Возвращаюсь к себе, чищу зубы, принимаю душ, переодеваюсь — и задумчиво стою посреди комнаты у застеленной кровати.

Потому что мы как-то без обсуждений решили, что я остаюсь на ночь, но было ли это приглашение продолжить вчерашнее?

И не слишком ли навязчиво будет заявиться к Александру в спальню?

Он сам разрешает сомнения, распахивая дверь в комнату и с порога подхватывая меня под бедра. Обвиваю его ногами за пояс, руками за шею и впиваюсь в губы, едва сдерживая восторженный визг.

Не слишком. Не слишком!

Только радость не может длиться вечно. Иначе было бы скучно, не правда ли?

Позволив нам от души насладиться праздником, темная туча наползает на полянку с розовыми единорогами уже на второй день января.

45

— Лара… — пробивается сквозь сонную негу, из которой так не хочется выползать. — Ла-а-ра-а-а-а…

— М-м-м-м…

Под одеялом на моей коже — нежные руки, невесомые поцелуи щекочут шею.

Глаз не открываю.

Не хочу.

Две бессонных ночи подряд и много-много сладких ласк.

Я пюрешечка. Со сливками и мускатным орехом. Оставьте меня лежать на тарелочке.

— Открывай глаза, счастье мое, — низкий шепот на ухо.

— Не хочу-у-у-у-у… — переворачиваюсь на живот, тыкаюсь в разные стороны, нахожу ту, где рядом горячее тело и ползу туда.

Утыкаюсь носом в подмышку, закидываю ногу на бедро Александру и продолжаю сопеть.

— Ленивая принцесса… — с нежностью говорит он, зарываясь пальцами в мои кудряшки. — Но вставать надо. Скоро проснется Дина, и нам влетит!

— Ну и пусть… — бормочу я сонно.

— А как же психологическая травма для ребенка? Шок? Проблемы с доверием?

— Ничего не знаю, — я подтаскиваю к себе одеяло и накрываюсь с головой, не забывая обнимать Александра.