— Я посоветовался с психологом, она тоже считает, что слезы и долгие прощания на пользу моей дочери не пойдут.
— Получается, я просто исчезну из ее жизни?
— Я ей все объяснил.
— ЧТО ты ей объяснил?! — выдыхаю я, в последний момент вспоминая, что кричать нельзя.
— Что ты была ее няней, а няня — это просто работа такая. Теперь тебе нужно заниматься другой работой.
Не верю своим ушам.
Просто сижу, оглушенная этой новостью.
— Так и сказал? Что она для меня — всего лишь работа?
Прикладываю ледяные ладони к пылающим щекам. Становится чуть легче. Плакать больше не хочется, но и оправдываться тоже.
— Это ведь правда, — говорит Александр спокойно и с нотками усталости в голосе. — Если бы ты хотела стать для нее кем-то большим, чем няня, ты бы так не отреагировала на мое предложение. Ты сама отказалась от моей дочери.
— Нет!
— Только от меня? — уточняет он, и уголок губ кривится в попытке улыбки. — Что бы ты делала после окончания контракта?
— Не знаю!
— Ушла бы на свою драгоценную работу и забыла о нас? Так в чем сейчас разница?
— Я бы никогда не забыла про Дину.
— Рано или поздно мы все равно вернулись бы в Москву, у меня там гораздо больше завязок. Ты бы ездила к ней каждые выходные? А потом через раз? Но в конце концов, у тебя появилась бы своя жизнь.
— Как это делал ты? Судишь меня по себе? — не выдерживаю я.
— Нет, наблюдаю, как забавно повторяется история, — с горечью говорит он. — В одном, в другом.
Мне все время кажется, что мы ходим вокруг огромного слона в комнате, протискиваемся мимо него, ныряем под брюхо, отмахиваемся от хобота, но упорно делаем вид, что его тут нет.
Как будто можно сказать что-то по-настоящему важное, и наше недопонимание разрешится само собой. Почему-то именно это важное ни один из нас не говорит.
Но что?
— Есть одна вещь, которую я умею делать в бизнесе лучше всех, — говорит Александр после долгого молчания. — Не инвестировать, не находить новые ниши и продукты. Я лучше всех умею видеть, когда актив становится убыточным. Другие думают, что снижение прибыли временное, что еще можно все исправить и тратят силы и деньги впустую. А я сразу отрезаю и еще ни разу не ошибся. Просто щелкает что-то в голове — и понятно, что будущего тут уже нет.
Вот сейчас я бы не отказалась порыдать.
Чтобы выплеснуть всю невыносимую тяжесть, которая сковала меня от его слов.
Мои внутренности напоминают мне раствор в бетономешалке.
Сначала их долго крутили и встряхивали, а теперь мотор выключился, и я чувствую, как начинает застывать тяжелая серая масса, навечно превращаясь в камень.
— Хорошо, что мы разобрались со всем сейчас, — говорю я, глядя на свои руки, лежащие на столе, и удивляясь, почему они до сих пор розовые. Они должны быть белыми и застывшими. — Особенно из-за Дины. А так она не успела ко мне привыкнуть. У нас все равно бы ничего не получилось, но отдирать пришлось бы с кровью.
Наконец-то мы нашли то, в чем у нас полное согласие.
Такси я вызываю уже на улице.
48
— А я тебе говорила, что часы дарить — к разлуке! — сурово говорит бабушка.
— Это еще не значит, что все приметы работают, — вяло защищаюсь я.
— Надо было ему в ответ нож подарить, — подает голос Роберт.
— А нож к чему?
— К ссоре! — авторитетно сообщает бабушка.
— А хорошие приметы вообще бывают? Что надо дарить, чтобы все было хорошо? — любопытствую я
— Деньги! — без тени колебаний говорит она.
Роберт давится печеньем, я ржу.
Мы сидим у бабушки в ее уютном домике в «Земляничной поляне» и пьем чай. С утра у них был мастер-класс по кокосовому печенью, на прошлой неделе — по имбирному, а до этого — по пряникам. Поэтому недостатка во вкусностях у бабушки нет, и моя коробка с пирожными из «Севера» стоит неприкаянная, отчаявшаяся и никому не интересная.
Бабушка моя — партизанка, даром что не воевала по малолетству. Но о том, что Роберт шляется к ней в гости по два-три раза в неделю, я узнала, только когда случайно наткнулась на него, заехав к ней в неурочное время.
Застигнутые за игрой в «пьяницу», они только что уши не прижали, как нашкодившие коты, когда я открыла дверь и застыла на пороге, как аквариумная рыбка открывая и закрывая рот.
— Ларчик, ну что ты так нервничаешь! — принялась суетиться тогда бабушка. — Мы же просто друзья!
— Еще бы вы не друзьями были!
— А что такого? — Роберт, напротив, сверкнул наглыми глазами, разваливаясь поудобнее в кресле. — Алевтина Николаевна завела себе жениха на двадцать лет младше. Я считаю, Надежде Анатольевне нужно ее переплюнуть и завести на тридцать лет младше!
— На сорок! — мстительно уточнила я, глядя в упор на бабушку.
Скостила себе десяток, надо же!
— Еще лучше! — не сплоховал Роберт. — Все обзавидуются.
Так оно и получилось — бабушке было скучно, несмотря на ежевечерние настольные игры и споры о политике в большом зале санатория.
Роберту было, по его словам, тоже скучно и вообще не о чем поговорить с «пустоголовой молодежью», поэтому он зашел один разочек проведать бабушку, другой разочек, да так и пристрастился к чаю и карточным играм.
Ну и мне, стало быть, тоже было скучно.
Времени свободного стало как-то чересчур много.