Слишком красивая, слишком своя

– Ну, до того я никак не была связана с кино… – защебетала Арина, закутанная в балахон, с огромными серьгами, чем-то напоминающая Зину Трубецкую. – Но я подошла к этому делу с ответственностью. У меня была одна ткань – лен домашней выделки, и вот…

«Леон… Леон…» – стучало у Нади в голове. Нет, это кровь стучала в висках. Надя машинально взглянула на Раю. Та усмехалась едва заметно, уголками губ. Надю словно током пронзило. Ну конечно, без интриганки с малиновыми волосами тут не обошлось!

– Райка! – прикрывшись ладонью, едва слышно прошептала Надя. – Признавайся – ты это все специально придумала?

Рая молчала, ни в чем не признавалась. Старательно делала вид, что слушает выступающих.

– Райка, толстая корова! Ты нарочно меня сюда притащила? Ты знала, что здесь будет Леон?

Сзади кто-то шикнул.

Надя ущипнула Раю за пухлый бок. Та подпрыгнула, но ни звука не сорвалось с ее накрашенных губ. Гюнтер, сидевший с другой стороны Раи, наклонился вперед и удивленно посмотрел на подруг. Надя ему приветливо улыбнулась, махнула ладошкой – дескать, все в порядке… Но внутри ее все бушевало. Да, этот спектакль придумала Рая! Никакого чуда нет – все придумала Рая Колесова!

– Леонтий, расскажи, как ты сочинял музыку к «Последней молитве»? И в чем сложность создания электронной музыки – ведь именно ее используют сейчас во многих фильмах?..

– Сложности нет. Только желание и фантазия. Режиссер задал мне тему. Тему летнего дня, – медленно, спокойно произнес Леон, глядя в Надины глаза. – Определил, что над всем должен главенствовать некий шум – пролетающая мимо поля электричка, песнь жаворонка в небе, трепетание воздуха в полдень… Я работал на синтезаторе, а для основы взял перестук колес. Едет электричка, стучат на стыках колеса… С этим перестуком я и работал, меняя высоту, частоту, прибавляя разного рода задержки и эхо. А потом раздвинул этот звук, создал ощущение беспредельного пространства, неба – с элементами вкрапления песни жаворонка, стрекотания кузнечиков…

– Что ж, друзья, мы успели многое обсудить. Давайте же наконец посмотрим этот замечательный фильм!

Все ушли со сцены. Убрали стол и стулья.

Когда погас свет и на экране задрожало белое пятно, только тогда Рая прошептала на ухо Наде:

– Дурочка… Ты зря на меня злишься! Признайся себе – ты ведь так хотела увидеть его, своего Леона… Это был, между прочим, мой подарок тебе к Новому году!

– Интересно, а что ты подаришь Альке? – язвительно прошептала в ответ Надя, но сзади опять зашикали.

«Последняя молитва» – появилась надпись на экране. И вместе с ней тонкая, приглушенная мелодия. «Композитор – Леонтий Велехов» – далее, в череде титров.

Фильм был ни о чем.

Деревня. Пастух. Маленький мальчик. Коровы. Зеленое поле, вдали пролетают электрички. Жаркий июльский полдень. «Дядь Семен, ты мне скажи – есть он, смысл жизни? Или нет его?..» – «Должон быть, Павлушка, только не всем он открыт, смысл этот…» – «А у коров смысл есть?..» – «И у коров…»

Ребенок лежит на поле, заведя руки за голову, серьезно смотрит в небо. Пастух в стороне сидит на холме, крутит цигарку. Коровы жуют траву. Бесконечный, долгий, жаркий июльский день…

Гюнтер, сведя брови, внимательно следил за тем, что происходило на экране. Райка мирно и беззвучно дремала, привалившись к его плечу. Сзади, в темном зале, кто-то шуршал, ерзал и покашливал… Но Надя ничего этого не замечала. Она слушала музыку, которую сочинил Леонтий, и ей казалось, будто она снова говорит с ним…

Незаметно пролетели два часа.

На экране, под тающую, вибрирующую мелодию, на фоне зеленеющего луга, появилась надпись: «Конец». Все захлопали, зашуршали подошвами, Райка открыла глаза и сладко зевнула.

– Что, уже все? – невинно спросила она.

– Замечательн кино, мне очен понравиль, – заявил Гюнтер. – Надья, а вам?

– Да, – пробормотала Надя. Она огляделась – Леона нигде не было.

– Ну что, в буфет? – потягиваясь, сказала Рая. – Очень есть хочется… Ты знаешь, Шелестова, я давно за собой заметила – после посещения кино или музеев у меня очень аппетит разыгрывается. Это как-то можно объяснить с научной точки зрения, а?..

– Я не хочу. Я пойду домой. Где мой номерок? – отмахнулась Надя. Если сейчас придется говорить с Леоном – все, она погибла.

– Номерок… у меня… в сумочке, – строго, разделяя слова, произнесла Рая. – И никуда ты не пойдешь, сначала – в буфет…

Они спустились вниз. Почти все столики были заняты, но Леона, к счастью, не было и здесь.

– Чего бы мне вам приносиль? – Гюнтер был сама любезность.

– Ладно, мне кофе. Гюнтер, пожалуйста, кофе без сахара… – попросила Надя.

– И мне тоже кофе. И еще какой-нибудь десерт.

Рая с Надей остались за столиком одни.

– Колесова… – угрожающе произнесла Надя.

– Что, Надя? – спросила Рая. Глаза у нее в переливающемся свете новогодних гирлянд были совсем черные. Огромные, страшные, черные глаза. Вот она, готика в чистом виде… Наверное, именно на эти бездонные очи клюнул Гюнтер Клапке.

– Ты… этот твой поступок… словом, ты сделала мне очень больно. Мне ведь почти удалось забыть Леона!