Слишком личное

– И сучонок гребаный твой… – еще успел сказать Петр Погорелов, когда она рукой, привычной к тяжелому штукатурному инструменту, ударила его наугад ножом. Нож вошел мягко, как в масло, и кулак теперь уже бывшего мужа не долетел до ее лица – Петр упал, дернул несколько раз ногами, и его белая майка стала быстро окрашиваться в алый цвет.

Она пошла в спальню и, машинально накинув легкий ситцевый халат, позвонила по телефону 02, продиктовала свой адрес, присовокупив, что только что убила собственного мужа. Что она убила его, Рита не сомневалась. Потом зачем-то вернулась в кухню и села на свое место у окна.

– Он тебя этим ударил? – спросил приехавший.

– Да. Топором. – Она указала на так и не спрятанный с вечера топор, валяющийся под столом у батареи. – Вчера еще.

– Топор ты не трогала? – вдруг спросил Лысенко, делая в уме какие-то сложные вычисления, и потер ладонью лоб.

– Нет, – удивленно ответила она и добавила: – Мне нельзя в тюрьму. У меня ребенок.

В окно ему было видно, как следователь, эксперт-криминалист, дежурный медик и присоединившийся к ним шофер придирчиво выбирают куски мяса, сала, а деревенский дядька с удовольствием обслуживает клиентов, укладывая приглянувшееся в полиэтиленовые пакеты.

– Значит, так, – быстро сказал он. – Слушай меня внимательно. Тебя как зовут?

– Рита, – ответила она, судорожно комкая у ворота халат.

– Значит, так, Рита. В тюрьму тебе нельзя. У тебя ребенок. С топором он пошел на тебя сегодня. Сейчас. Поняла?

Лысенко аккуратно, чтобы не запачкаться, встал на колени и осторожно поднял с пола острый топор, захватив его у самого обуха через кухонное полотенце. Затем он подошел к Рите Погореловой и обмакнул лезвие топора в лужицу натекшей из ее плеча крови. После чего положил топор рядом с трупом, как будто тот выпал из руки бывшего токаря.

– С топором он пошел на тебя сейчас. У тебя маленький ребенок. Ты только защищалась. Поняла? Схватила нож случайно.

– Случайно, – послушно повторила она и кивнула. Волосы упали ей на лицо, и она жестом манекена заправила их за ухо.

На улице дядька взвесил покупки и теперь наливал в двухлитровую баклажку молоко. Следователь деловито складывала покупки в сумку. Эксперт застегивал кошелек. Дежурный врач звонил по телефону, чтобы спросить у жены, сколько взять творога. Шофер никуда не спешил, поэтому выбирал сало особенно придирчиво.

– Ты все поняла, Рита?

«Зачем я это делаю?» – задался вопросом капитан и почувствовал, как где-то в глубине милицейской души ворохнулось сомнение. После бессонной ночи все тело было каким-то ватным, но мыслилось необыкновенно четко. «Она тебе никто!» – продолжал настаивать внутренний голос, но капитан дал ему пинка и загнал куда-то на самые задворки. Перед ним сидела изможденная, регулярно избиваемая женщина с фотографией сына в руках. Которая только что случайно – а, пусть даже и не случайно! – убила своего мужа-подонка. Такое тело, как у нее, он видел несколько лет назад, когда в составе группы участвовал в расследовании дела одного садиста. Тот держал свою жертву в подвале и издевался над ней, пока та не умерла. А потом выбросил на помойку. Если бы они его не вычислили, то, вполне возможно, он скоро нашел бы себе следующую. У той женщины были точно такие же груди в ожогах, синий от кровоподтеков живот, истерзанное лицо… У этой лицо чистое, значит, с расчетом бил, мразь, подлая, бездушная скотина… Правильно она сделала, эта Рита…

В прихожую ввалились сразу все – Сорокина, эксперт, врач и шофер Петрович. Шоферу делать здесь было совершенно нечего, но он хотел пристроить покупки в хозяйский холодильник. Холодильник стоял в прихожей – в тесной кухоньке ему не было места, – и шофер сразу же бесцеремонно открыл его и втиснул свой пакет на нижнюю полку. После чего вернулся в машину дремать.

– Чего тут у нас? – Педантичная Сорокина все же решила сначала взглянуть на место происшествия. Она была женщина ответственная и, прежде чем воспользоваться хозяйским добром, хотела уяснить себе объем работы.

– Ага! – удовлетворенно изрекла она, бегло оглядев кухню, затем вернулась в коридор, где любезный дежурный доктор уже освободил в хозяйском холодильнике полку, бесцеремонно выставив на пол банки со смородиновым «витамином». Быстренько переместив в надежное место содержимое сумки, следователь вернулась к исполнению обязанностей.

– Очень хорошо, – заявила она, протопав из коридорчика в кухню.

Что она видела здесь хорошего, сказать было трудно. Хорошими в этой крохотной квартирке были утренний свет, запах свежеиспеченного сдобного теста, тенистые пышные липы под окном, и воробьи, возившиеся в пыли у ног торгующего селянина и подбирающие творожные крошки, также были недурственны в своем роде. Но в женщине с потухшим лицом, безучастно сидящей у стены, и в трупе с ножом в печени явно не было ничего хорошего.

Однако Сорокина бодро переместилась к столу, ловко, не испачкав туфель, перешагнула кровяную лужу и кивнула эксперту и доктору:

– Давайте в темпе, ребята.