– На чем мы остановились? – хозяин вошел в кабинет, критически оглядел чашки с кофе, а потом бросил подозрительный взгляд на Померанцева. – Что тебе тут Оксана наговорила? Признавайся!
– Ничего такого, что я бы не поприветствовал обеими руками, – и Померанцев действительно шуточно похлопал в ладоши, – умеешь ты, Егор Кузьмич, устраиваться. Смотрю на тебя – и радуюсь.
– Спасибо. Надеюсь, ты это всерьез, без подвоха. А то некоторые косо смотрят…
– У меня, знаешь, после тюремного замка взгляды на многие вещи крайне упростились.
– Хоть какая-то польза. А то, честно говоря, уж больно ты был каким-то европейским. А у нас жизнь была, есть и будет попроще. Вот меня некоторые осуждают за Оксану, – чувствовалось, что эта тема не давала Егору Кузьмичу покоя, – а знать не хотят, из какой жизни у себя в деревне она вырвалась! Вроде и не голодает село, а в половине домов электричества по-прежнему нет, а водопровод хорошо, если есть в каждом десятом. А у меня хотя бы живет по-человечески. А весь труд по моему дому для нее и не работа, в общем. Главное – чтобы это все подольше продолжалось. А вот здесь у меня есть сомнения.
И даже, несмотря на эту фразу, разговор уже не вернулся к прежней теме. Немного посудачили о знакомых, Померанцев поделился наблюдениями о Казани и своем губернаторстве, а там и разошлись. В этот приезд в Киев Померанцев больше не видел Егора Кузьмича, а уже следующей весной, когда подготовка к вояжу Верховного по Волге закрутилась вовсю, и он опять приехал в столицу, то с удивлением узнал, что его старый знакомый тихонько вышел в отставку и уехал из города. Говорили, что купил он небольшой домик в Крыму и живет там тихо и спокойно вместе с то ли подругой, то ли даже молодой женой, и слышать ничего о делах киевских не желает. Хорошо знавшие его люди были потрясены до глубины души – всем казалось, что уж этот-то человек будет служить до конца, до самой смерти. Померанцев же сначала только пожал плечами, а затем, уже по дороге домой в Казань, еще раз внимательно восстановил в памяти их вечерний разговор и понял, наконец, самое главное про своего старого приятеля: служба государству, действительно, составляла смысл его жизни, но для него, одновременно, существовали четкие границы поведения государства, которые он был готов принять. Как только он почувствовал, что государство пусть хотя бы еще даже только намерено выйти за эти границы, он категорически отказался ему служить. Все это наводило на размышления.
Глава двенадцатая
Год, последовавший за этими событиями, Померанцев позднее вспоминать не любил. По натуре своей он был трудоголиком, да и новые вызовы его никогда не пугали, но на этот раз при подготовке судьбоносной, как сразу заявили в канцелярии Верховного, его поездки по Волге было слишком много ненужной суеты, интриг, попыток оттереть друг друга в сторону. Как только Верховный на совещании со своими помощниками обозначил идею фактически провозгласить в ходе поездки новую национальную политику, сразу же насмерть поссорились два вице-шефа его кабинета: один отвечал за работу с губерниями, другой, среди прочего, курировал национальные вопросы. Каждый из них считал, что именно его блок должен заниматься разработкой содержания будущих инициатив и, соответственно, получить потом причитающийся кусочек славы. Поскольку в качестве визави со стороны губернаторов им был назван Померанцев, то именно на него обрушилось сразу же два вала запросов, писем, срочных телефонных звонков, "вызовов в ставку", как пошутил Петров, на срочные совещания, которые проводились параллельно и никак не координировались друг с другом.
Бедный Померанцев по два-три раза в месяц ездил в Киев. Проезд в одну сторону занимал почти сутки, ехать приходилось через Москву или Курск и Харьков. Летать Померанцев не любил, да и не было еще тогда надежного регулярного авиасообщения. Через Харьков получалось быстрее, но Померанцеву было интересно лишний раз посмотреть на Москву. Он там раньше практически не бывал и теперь, переезжая с вокзала на вокзал, он всегда просил водителя такси выбрать какой-нибудь новый маршрут. Было очень заметно, что город, хотя и не столица, но явно ведущий экономический центр страны. Старины еще оставалось много, но росли функциональные деловые и жилые кварталы, а уж мимо скольких заводов проходили поезда, прибывающие с восточного направления.
Вера сначала очень переживала, неоднократно плакала и сетовала, что попытка уехать подальше от центральной власти привела к тому, что Померанцев опять оказался в гуще событий, политических интриг, а там и до беды не далеко. Но очень скоро она попала под благотворное влияние Ольги, которая всегда умела найти подходящие аргументы. На этот раз она очень убедительно объяснила родственнице, что вся эта заварушка, к счастью, ограничена по времени. Вот съездит Верховный в свою поездку, произнесет все нужные речи, а там, как это обычно и бывает в НКР, все про всю эту национальную политику и забудут. Так что надо, мол, только немного потерпеть.