Мы все друг другу простили, учитывая то, что тогда еще не были вместе — в смысле секса, и поклялись никогда друг другу не изменять, чтобы а) не причинять друг другу боль, б) самим не умереть от угрызений совести. Правда, через минуту во мне вспыхнула жуткая, татарская, низменная и уничижительная ревность, — я затряслась от негодования, представляя…
— Слушай, — заявила я. — Я в бешенстве! Давай ругаться!
— С дракой? — заинтересовался Паша.
— Подушками, — согласилась я и тут же заорала: — Ах ты похотливый козел, да как ты мог, сволочь, полезть своим членом в эту наглую дырку, ублюдок!
И тут же получила по голове подушкой.
— Поблядушка, — рычал Паша. — Только бы влезть под кого, ни стыда, ни совести!
Некоторое время мы самозабвенно переругивались, выдавая друг другу то, что на самом деле, в глубине души хотели сказать, и под конец так умотались, что рухнули и захохотали в голос.
— Я хоть надеюсь, что тебе с ней… ну с этой… не понравилось? Она же была толстая, страшная, с немытыми волосами и бородавкой на щеке? — напоследок спросила я.
— Да-а, конечно, — зевнул он. — Слушай, — забеспокоился он. — А ты правда не будешь мне изменять?
— Ни за что! — возмутилась я. Сама мысль была мне отвратительна. — А ты?..
— А ты расстроишься?
— Да я умру от горя! — чуть не пустила я слезу, представив Пашу с другой женщиной.
«Образцовый самец» пролетел в третий раз, глаза склеивались. После всех переживаний, после такого бурного вечера навалилась усталость, но не тяжелая, как после бестолкового, суетливого дня, а здоровая и приятная.
— Спокойной ночи, — пожелала я.
— Ага, — Паша чмокнул то, что было ближе, — мою левую подмышку. — Спокнок…
Он заснул почти сразу — нежно, по-детски засопел, а я приглядывалась к нему, замечая морщинки, неровности, пятнышки на коже, не очень правильную форму рук, волос в ухе… Но этот человек казался мне самым привлекательным на свете, и я бы выцарапала глаза любому, кто посмел бы заявить, что Паша — не идеал мужественности и красоты.
По-моему, я так и заснула — оперевшись лицом на руку…
Глава 45
— Мне компьютер нужен, — вызывающе заявила Алиса.
После эфира я сидела за своим столом и ждала звонка Паши. Мы собирались в кино. Сегодня — ура! ура! — последний день, завтра я наконец-то стану безработной и смогу всем жаловаться, что у меня нет денег, что ничего в этом мире не дается даром, и буду подолгу — времени-то куча — пересказывать детали увольнения, жаловаться на преступный сговор и на то, что нас, талантливых, никто не понимает…
С утра я сразу же отправилась в бухгалтерию. Мне казалось, стоит закончиться программе, как мне дадут от ворот поворот: извини, мол, деньги будут послезавтра. Получив всю сумму, я на полном серьезе собралась прятать ее в трусы, думала, сейчас отнимать бросятся.
В Интернете я искала какую-то ерунду, но Алиса нарывалась — она могла устроиться за любой машиной.
— Алис, — я оторвалась от мультиков «джо картунз», — если тебе нужен компьютер, купи его.
Она не сразу догадалась, что я имею в виду: если тебе надо поработать, попроси по-человечески, типа: «Не могла бы ты, пожалста, Вера, уступить мне место», а не вставать над душой и требовать. В конце концов догадаться-то она догадалась, но все равно поступила по-своему.
— Мне надо готовиться к завтрашней передаче, — произнесла она тоном, означающим «делать тебе здесь нечего, тебя же выгнали, ха-ха!».
Я все-таки встала и сказала тоскливо:
— Как вы мне все надоели! — и посмотрела Алисе в глаза. — А ты, дорогая, особенно. Знаешь, мне просто хочется тебя убить.
Она сначала обалдела, а потом, высокомерно скривившись, оглядела меня сверху донизу и села на мое место. Пока я вынимала из стола свое барахло — кучу ненужных сувениров, — Алиса, видимо, что-то там, внутри себя, соображала. Только я распотрошила последний ящик, она решилась на убийственное заявление.
— Ты видишься с Пашей? — спросила она.
Я кивнула.
— Передай ему, пусть сам приедет и заберет свои часы, мне некогда за ним гоняться.
Чтобы прояснить все детали, я прикинулась дурочкой и невинно спросила:
— А как у тебя оказались его часы?
Как я и ожидала, Алиса многозначительно хмыкнула, похотливо облизнулась и ответила:
— Случайно.
Я не была уверена, но пошла ва-банк.
— Так это он с тобой спал, когда мы поссорились? Это ты — толстая, страшная, с немытыми волосами и бородавкой на щеке? Можешь оставить часы себе на память.
Оставив ее сидеть с открытым ртом, я победно двинулась вон.
Домой! Домой!
Несмотря на то что последнюю неделю я очень сомневалась в том, что решение остаться без хорошей работы — такое уж правильное, но я чувствовала себя свободной! Я поняла, что сделала верный выбор, отказавшись от «всего этого», потому как «это» — не мое, я бы здесь погибла и превратилась в Алису, которая ради того, чтобы каждый день светить своей физиономией на всю страну, маму родную в турецкий бордель отдаст.
И вдруг я наткнулась на Наталью. Она была взволнована.
— Пока, — равнодушно бросила я, но она уже вцепилась в меня длинными, разрисованными под чешую ногтями.
— Мне надо с тобой поговорить, — объявила она.