Слишком много блондинок

Судя по выражению лица, он знал, какое впечатление производит в одних тренировочных… Тут я подумала, есть ли у него что-нибудь под трениками, и, представив, что ничего нет, судорожно сглотнула… Или это просто я на него так пялюсь, приоткрыв рот, что он ухмыляется?

Тут в прихожей показалась Сабина и уставилась на нас.

— Я разберусь, — тяжело вздохнула Аня. — Объясни все Феде.

Мы с Федей пошли в комнату.

— Ну? — спросил заинтригованный Федя.

— Сабина — двоюродная сестра Ани, — сочиняла я. — Она только что прошла реабилитационный курс лечения от наркотической зависимости…

«Боже, что за чушь я плету!» — ужаснулась я про себя.

— …и она сейчас несколько не в себе. Побочная реакция. По-простому, она немного тронутая. Ее заклинивает на мужчинах: например, она минут двадцать назад приехала к Ане и сказала, что ты вынул у нее из сумочки ключи, чтобы она у тебя осталась…

— Да она сама забыла… — растерялся Федя.

— Она больной человек… — успокоила его я.

«Зачем мы топим бедную Сабину?» — думала я.

Вошла Аня.

— Уф! — Она вытерла лоб. — Еле-еле отправила Сабину домой.

— А она сама доедет? За ней не нужно присматривать? — разволновался Федя.

— Нет. Замнем эту тему, — засуетилась я. — Федя, еще раз извини…

Мы стояли и смотрели на Федю, ожидая, что произойдет что-нибудь особенное, то, что оправдает нашу вылазку сюда. А он глядел на нас, не понимая, очевидно, что нам еще нужно. Я вспомнила, как Сабина ответила: «Извини, я не знала, что ты спишь», и мне подурнело. Мало того, что мы ввалились к незнакомому человеку среди ночи, выгнали его любовницу, так теперь еще и стоим ждем, что он придумает, как вытащить нас из идиотского положения. Было стыдно и неловко, но и возвращаться с позором домой ни капельки не хотелось.

— Может, вы останетесь… — пробормотал он. — А то уже поздно…

Даже если бы Федя произнес это в приступе эпилепсии, ему все равно не удалось бы избавиться от нас. Мы тут же бросились к нему с благодарностями и заставили включить огромный телек, открыть «бейлиз», влезли к нему в холодильник и приволокли в гостиную икру, копченую форель, салат из крабов, оливки и кусок «Черного леса». Федя сидел в стороне, на кушетке, глядел, как мы веселимся, и уверял, что спать не хочет.

— Ты же не боишься, что мы что-нибудь стырим? — не удержалась Аня.

— Не боюсь. Мебель же вы не унесете, а все остальное у меня в банке.

— Это намек? — спросила я, вынув изо рта бутерброд с рыбой. — Ты правда считаешь, будто мы можем что-нибудь спереть?

— Да, — разозлился Федя. — Мне просто с вами хорошо.

Мы еще часок смотрели комедии, а потом все прямо на месте стали засыпать. Едва дотащившись до комнаты, куда Федя нас устроил, я прилипла к подушке.

— Я Сабине сказала, что Федя — твой жених. Ты уверена, что не расстроилась из-за Егора? — спросила откуда-то издалека Аня.

— У-уу, — промычала я.

— А Федя тебе нравится?

— Ы-ыы… — пробубнила я сквозь дремоту.

— А ты ему — очень, — выдала она и захрапела.

— С чего ты взяла? — повернулась я и попробовала ее растрясти, но мне не удалось и я так и заснула — вцепившись Ане в руку.

Глава 17

Утро началось со скандала: негодяи облили меня холодной водой, они уверяли, будто не могли добудиться, но я уверенно кричала, что все это со зла. Проснуться в мокрой кровати — омерзительно, это убивает все человеческое. Пока Федя кормил нас завтраком, я решила, что он меня ненавидит, а на Аню смотрела как на вестника смерти — я не могла придумать, чем она передо мной провинилась, но приписывала это собственной доверчивости и ее коварству. Мне ужасно хотелось открыто обвинить кого-нибудь в том, что мне жутко хочется спать, что я боюсь съемок, что у меня кружится голова и стыдно перед Федей, и даже перед Сабиной, но так как корить было некого, я еще больше злилась и дулась на всех сразу.

Всю дорогу мы переругивались. Я хамила, Аня огрызалась — дошло до того, что таксист решил было нас примирить, но влетело и ему — от обеих. Мы попросили его не лезть не в свое дело, но, оказалось, раз уж он заговорил, угомонить его невозможно. Он поведал нам, что знает толк в молодых женщинах, потому как последние двадцать лет у него старше двадцати пяти не было ни одной, а последней вообще шестнадцать и родители против. У шофера не было передних зубов, на голове сверкала лысина до ушей, а одежда была такая, словно ее выкопали из могилы. Лет ему было шестьдесят пять, так что мы дружно уличили его во вранье, но он держался до последнего, уверяя, что если и обманул нас, то самую малость — последней его пассии не шестнадцать, а семнадцать.

Наконец мы доехали, прорвались в здание телецентра через строгое «бюро пропусков» со злобной старушенцией, и Аня повела меня в бар.

— Сейчас придет Андрей с твоим врагом номер один, — щебетала она, пока мы стояли в очереди за кофе. — Ты только не дергайся, все будет хорошо. Как тебе Федя?

— Федя нормально, — сказала я, разрываясь между пирогом из творога с ананасами, орехами, цукатами и пышным кексом. — Удивляюсь, отчего он нас не выгнал… — Я зацепила творожный торт и налила чаю из самовара.